Пиранья. Охота на олигарха. Александр Бушков

ты его законную долю зажал. Ну, а поскольку сделка имела свою специфику, документиков никаких не имелось и в суд ему идти было не с чем, а окольными методами он тебя достать поначалу не смог, потому что у тебя крыша покруче… Вот тебе события в кратком изложении. Должен ты ему его законную долю, чего уж там. По всем понятиям должен. Что ж, если он татарин, так ему и долю отдавать не надо? Неужто, Павел Петрович, у тебя до сих пор злость затаилась на татаро-монгольское иго? Так это когда было… К тому же некоторые в книжках пишут, что и не было вовсе никакого татаро-монгольского ига. Читал я парочку. В любом случае нехорошо, Пашуня…

      Он сузил глаза. Зрелище было чуточку странноватое: дражайший Павел Петрович на глазах отмяк. Расслабился. Почти что повеселел, и из его груди едва не вырвался вздох облегчения…

      Ну, никакой тут загадки не было для человека с некоторым житейским опытом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы моментально доискаться до отгадки: лысый накосячил не в одном месте, черт-те сколько народу, надо полагать, имели к нему схожие претензии. И ожидал он чего-то гораздо худшего.

      Претензий, на фоне которых должок Ильхану выглядел едва ли не пустячком…

      – Ах, Ильхан… – сказал лысый врастяжку, не в силах подавить на роже отблески того самого несказанного облегчения, – ну…

      – Было?

      – Ну…

      – Знаешь, Пашуня, что меня в тебе удручает? – спросил Мазур без улыбки. – Дешевизна твоя, родной. Ты у Ильхана зажулил всего-то четыреста тысяч баксов. Всего-то! Где-нибудь в Урюпинске это несказанное состояние, но для Москвы, рассуждая здраво, такой мизер, что противно делается. Копейки это для Москвы, финансовой столицы нашей малехо съежившейся Родины… Грубо прикидывая, сотки четыре землицы в Барвихе. Качественная немецкая машина. Не самая богатая квартирка. И так далее… Копейки, Паша! Тебе не совестно так крохоборничать?

      – Копейка рубль бережет, – глядя исподлобья, отозвался лысый.

      – Ага, – сказал Мазур, – поганая, но все же философия… Паш, она у тебя прокатывала, когда меня не было в окрестностях. Но теперь-то я есть. И бабки ты Ильхану отдашь. Чтоб я так жил…

      – А вы, собственно, от кого будете? – спросил лысый с видом человека, в чьей голове уже щелкает примитивный компьютер. – И кто за вас может слово сказать? Ну, и все такое прочее… Сами понимаете. Не похоже, что первый раз такое крутите…

      Мазур встал, обошел стол и присел на его краешек, нависнув над невольно отшатнувшимся лысиком:

      – Я, Паша, самая страшная фигура на доске, – сказал он серьезно и веско. – Самая жуткая персона. Я – отморозок… Врубаешься? Давай-ка откровенно. Если договоримся по-хорошему, ты все равно никому не пискнешь, а если выйдет по-плохому, то жаловаться ты на меня сможешь исключительно с того света, – а это сложная и проблематичная процедура, которая, если знатокам верить, одному из тысячи удается… Я, Паша, классический, патентованный, заматерелый советский спецназ. Только не говори, что не слыхивал про такую разновидность