Ненаглядный призрак. Игорь Сахновский

мне тут скоро предстоит хирургическое вмешательство…

      – Опасное что-то?

      – Ну, такое вмешательство, что я после него – или пан, или пропан.

      (В интернете потом глянула: пропан, пишут, огнеопасный газ. Взрывается и всё такое. Чуть не заплакала.)

      – Вот я и подумал: либо ты меня хоронишь, либо совсем не интересую тебя как мужчина.

      – Мне, – говорю, – немножко стыдно признаться. Но ты меня именно что интересуешь как мужчина. Даже если ты половой маньяк. Но твой светлый знаменитый образ, твой погреб и твоя круговая кровать с секторами портят всё это дело напрочь.

      – Спасибо, конечно, за такие слова. Я бы тебя сейчас хотел погладить по лицу и по губам.

      – Знаешь, если кому-то и хочется меня погладить по лицу и по губам, то это только по телефону. А в реале всё очень сомнительно.

      – Ты меня плохо знаешь, – говорит. – Когда у меня такое желание появляется, то без разницы, в реале или в виртуале, но я хочу этого непременно.

      – Ладно, всё. Закрыли тему. Я раньше переживала: с чего это я такая одинокая? А потом поняла: это абсолютно всех касается. У мужчин разве не так?

      – Да мужчине об этом некогда думать. Он в систему влезает, как шпунтик, и вертится, пока не сломают. То рабочий муравей, то клерк, то мудак политический. В крайнем случае волк-одиночка.

      – Я, скорей всего, тоже клерк.

      – Ты женщина, да ещё какая!

      – У тебя, наверно, все дамы утончённые, с длинными кистями и пыльным взором, и ноги у них узкие. А у меня такого нет, и подъём огромный. Ещё вот ноготь на большом пальце слез.

      – Не горюй, девочка, он у тебя вырастет уже к зиме!

      – Ну да, да. Я не горюю, я как есть… А ты знаменитость, цветной воздух, типа.

      – Лучше бы я был завотделом в банке, да?

      – Не-не! Боже упаси. Тогда лучше сторожем или таксистом… У меня, кстати, руки и ноги тяжёлые. Как ты терпел мои обнимания во сне?

      – Сам не знаю, чуть не погиб.

      – Я даже не знаю, как с тобой женщины целуются. Они же стесняются, по-любому! Или они тебя насилуют.

      Тут после разговора мне в голову пришло, что я вообще его не представляю в этом процессе.

      Дома сижу, опять жду звонка. На сайт выйти не могу.

      Я, когда арбуз уронила на клавиатуру, наверно, какой-то файл удалила. После этого связь падает, почта не идёт, и как тут влюбляться??

      Люба пятый номер меня спрашивает, по какому принципу я выбираю людей. Вхожу в задумчивость. Могу только сказать: мне нравятся свободные. Которые сами для себя решают, как жить, и живут.

      Но я вот что не пойму: откуда в людях такая жалкость? У каждого буквально, пусть он уже сто пятьдесят тысяч миллионов раз Дино де Лаурентис, всё равно – страх и жалкость.

      Обращаюсь к Любе с тупым вопросом: скажи, мы ведь раньше все кем-то были? У Любы голова ясная. Раньше, говорит, мы все были детьми.

      Да, это я ещё помню. Как я претендовала на вакансию снежинки.

      Когда мои родители поженились, им дали временное жильё с туалетом на улице. В этом временном жилье я прожила двенадцать лет, потому что советская