Шпион, выйди вон!. Джон Ле Карре

ночь без перерыва. Он не спал всю неделю, и у наблюдателей Тесинджера ноги подкашивались от усталости. Целыми днями был вместе со своей делегацией, осматривал фабрики, участвовал в переговорах – словом, вел себя как типичный молодой советский чиновник.

      – Насколько молодой, кстати? – спросил Смайли.

      Гиллем вставил:

      – В его визовой анкете указано: «Родился в Минске в тысяча девятьсот сорок шестом году».

      – С наступлением вечера он возвращался в «Александра-лодж», старое обшарпанное строение на окраине Норт-Пойнта, где поселилась вся делегация. Он ужинал вместе со всеми, затем около девяти часов выходил через боковой ход, ловил такси и несся по направлению к ночным ресторанам в центре, на Коулуне. Его любимым местом была «Колыбель кошки» на Куинс-роуд, где он угощал выпивкой местных бизнесменов и всячески изображал из себя важную шишку. Торчал там примерно до полуночи. Из «Колыбели» он возвращался через туннель в Ванчай, в местечко под названием «У Анжелики», где выпивка стоила дешевле. Один. «У Анжелики» – это кафе с притоном в подвальном этаже, куда ходят матросы и туристы. Борис, кажется, любил это место. Он выпивал там три или четыре коктейля и сохранял чеки. Обычно он пил бренди, но мог для разнообразия заказать и водку. По ходу дела переспал с одной девушкой азиатской внешности, наблюдатели Тесинджера выследили ее и заплатили за рассказ. Она поведала, что он ужасно одинок в душе и в постели все ныл о своей жене, не сумевшей оценить такую личность. Это было уже настоящее достижение, – саркастически добавил Тарр, в то время как Лейкон занялся угасающим огнем, вороша угли и возвращая пламя к жизни. – В ту же ночь я двинулся в «Колыбель», чтобы взглянуть на него. Наблюдателей Тесинджера напоили молоком и отправили спать. Их совершенно не интересовало, что будет дальше.

      Рассказывая, Тарр ненадолго замирал время от времени, будто прислушивался к магнитофонному воспроизведению собственного голоса.

      – Он приехал через десять минут после меня в компании высокого светловолосого шведа с какой-то девицей из Китая. Там было темно, и я пересел за столик поближе. Они заказали виски, платил Борис. Я был метрах в двух от этой паршивой троицы и слушал весь их разговор. Китайская крошка предпочитала помалкивать, тон разговору в основном задавал швед. Они говорили по-английски. Швед спросил Бориса, где тот остановился, он ответил, в «Эксцельсиоре», что было наглой ложью, потому что он жил в «Александра-лодж» вместе с остальной делегацией. Ну, понятное дело, «Александра» на задворках, «Эксцельсиор» звучит гораздо лучше. Около полуночи вечеринка подходит к концу. Борис говорит, что ему пора домой: завтра у него напряженный рабочий день. Снова ложь, потому что он и не собирался идти домой, – прямо как этот, как его, из истории о Джекиле и Хайде – ну тот самый, обыкновенный доктор, который переодевается и идет кутить. Кем у нас был Борис?

      Пару секунд все молчали, никто не хотел ему помочь.

      – Хайд, – вымолвил наконец Лейкон, уткнувшись взглядом в свои красные руки. Он снова сел