Дом имён. Колм Тойбин

Электре знак, чтоб шла следом.

      Оставив Агамемнона рассказывать байки, торжествующе махать руками и распределять рабов среди своих воинов, мы вошли внутрь, и Кассандра забеспокоилась. Спросила, можно ли ей вернуться во двор и найти моего супруга, я отказала: нам, женщинам, следует быть внутри.

      В этот миг все могло быть потеряно: Кассандра заговорила испуганно – о сетях угрозы, о ловушках, опасных плетениях. Вполголоса упомянула она убийство. Она умеет такое видеть, сказала она, она чует убийство. Появилась Электра – слишком распаленная возвращением отца, ей не до слов Кассандры. Я попросила Электру проверить пиршественные столы. Я знала, что люди Эгиста ждут ее. И знала, что Ореста уведут из дворца двое стражников.

      Кассандра все говорила, голос ее – все настойчивее, она требовала, чтобы ей дали вернуться к Агамемнону, я сказала страже, чтобы ее забрали в дальний покой. Велела одному из них сообщить моему супругу, если тот спросит, что Кассандре хотелось места для отдыха, ей предоставили самую уютную комнату для гостей и та ей вроде понравилась.

      Теперь я стояла одна у входа, ждала, а колесницы всё прибывали, приветственный клич взмывал вновь и вновь, а мой супруг повторял какую-то байку, которую он уже изложил этим людям, жадным до победоносной улыбки, до знакомого прикосновения, до богатого звука голоса Агамемнона.

      Все, что знала я, – применила. Не говорила, не двигалась. Не хмурилась, не улыбалась. Смотрела на Агамемнона, словно был он богом, а я – слишком скромной, чтоб и находиться-то рядом с ним. Такова была мне задача – ждать. Одного слова предупреждения от этих людей хватит, чтобы все изменить. Я наблюдала за ними, но видела, что им не дали возможности заговорить. Агамемнон хвалился какой-то опасностью, которой смог избежать. Этот пузырь его шума некому было проткнуть.

      Однако чем дольше он с ними был, тем уютнее им становилось, а это усиливало опасность. Если он не оставит их в скором времени, думала я, кто-нибудь нашепчет предупреждение – и этого хватит. При нем вся его стража. Они тоже смеялись и похвалялись рабами. Одно только слово – и все переменится.