Отец наших отцов. Бернар Вербер

Немрод все еще пыталась отыскать изъян в теоретизировании толстяка.

      – Как насчет сферы мысли?

      – Когда-нибудь человек станет духовным. Между прочим, это давно предрекает Библия. Возьмите Десять Заповедей. Еврейская религия не судит. Когда она говорит: «не убий», речь идет о будущем. Она не говорит: «не смей убивать, иначе будешь наказан». Она говорит: «Когда-нибудь ты не будешь убивать», то есть «в один прекрасный день ты поймешь, что убийство ведет в никуда». И так далее: когда-нибудь ты поймешь, что никуда не ведет кража, ложь и прочее. Когда-нибудь мы станем духовными.

      Уставившись на Древо будущего, Лукреция Немрод спросила:

      – Почему вы вкладываете в это всю душу, Исидор?

      – Из эгоизма, – ответил он с улыбкой. – Мой эгоистический интерес – жить в окружении людей, не испытывающих стресса. Когда люди счастливы, они к вам не пристают. Значит, чтобы мне, Исидору Каценбергу, жилось привольно, требуется счастье всего человечества, всей вселенной. Хочу пребывать в гомеостазе с человечеством, хочу, чтобы человечество пребывало в гомеостазе со вселенной! А теперь ступайте за мной, Лукреция. Нас ждет новая задача.

      Он привел ее в большой конический зал, занимавший большую часть нижнего этажа водокачки. Там он достал из шкафа другую таблицу, копию той, которой девушка любовалась в соседней комнате, положил ее поверх груды книг и написал на ней красным фломастером, большими буквами:

      ДРЕВО ПРОШЛОГО.

      Как по волшебству откуда-то появились бутылка шампанского и два переливающихся бокала.

      – Отметим начало пути!

      Они чокнулись и выпили. После этого Исидор Каценберг принялся сосредоточенно, по памяти пририсовывать к ветвям дерева листочки с величайшими событиями и поворотными моментами прошлого. То были изобретения, династии, империи, путешествия, сражения, переселения народов, революции, кризисы, общественные движения… Он очень старался ничего не упустить.

      Начав с современности, он двинулся вниз, спускаясь по ступеням десятилетий, потом столетий.

      Через час, устав рисовать ветви и листочки, он утер со лба пот. Лукреция лишилась дара речи от восхищения. Она любовалась Древом прошлого человечества, широко раскинувшим ветви, как будто стала свидетельницей его роста из зернышка.

      – Остается, конечно, загадка происхождения, – заметил Исидор Каценберг, рассматривая свое творение. – Вопросы «когда?» и «зачем?» стали признаками первого разумного человека.

      И он нанес синим фломастером последний штрих – вопросительный знак где-то между 4 и 2 миллионами лет до нашей эры.

      – Очень может быть, что профессор Аджемьян нашел на них ответы, – напомнила журналистка-стажерка.

      Исидор Каценберг уставился на белое пятно у основания ствола.

      – Раз так, правильнее всего будет еще раз как следует порыться в его квартире.

      – Я уже это сделала и ничего не нашла.

      Толстяк аккуратно надел колпачки на фломастеры и убрал их