Дом над Волгой (сборник). Александр Малиновский

кожурки-то? Начнёшь чистить, они засмеются. Выждал, когда Андрей занялся одним из кусков, и только тогда потянулся за своим.

      – И часто ты крякву бьёшь? – спросил Алик.

      – Каждый раз, – сказал Шурка.

      Гости многозначительно переглянулись.

      – А как ты охотишься? – поинтересовался Алик.

      – Просто, – успокоившись, отвечал Шурка, – в одежде и обуви, чтобы не порезаться, захожу в озеро и иду из конца в конец. Они днём в камышах прячутся. На взлёте, когда крылья вразмах, а скорости нет, – только и бить. Так надёжнее, не спутаешь с лысухой – заряд сбережёшь. Обычно беру с собой один, ну, два от силы патрона, чтобы не жунять без толку заряды. Тут, в Ревунах, уток много, но надо их спугнуть из зарослей.

      – Молодец, – сказал Алик, – ты нам свою науку преподал, а мы тебе – свою за это.

      «Вот бы нечаянно заговорили про театр», – со слабой надеждой подумал Шурка. Алик взял нож и разрезал арбуз пополам. Положил одну половину перед Шуркой, ножом почикал несколько раз ярко-красную мякоть.

      – Деревянная ложка есть? Бери и ложкой с хлебом ешь, как из чашки.

      Шурка попробовал. Было вкусно, удобно и необычно.

      Они доели свои порции быстрее, чем Шурка – свою. И случилось то, чего он так не хотел: гости стали быстро собираться на дальний конец Ревунов.

      – А чай? – растерянно спросил Александр.

      – Хозяин, ну какой чай после арбузов? – Алик уже стоял на тропе. – Спасибо за хлеб-соль. Привет от солнечного Азербайджана.

      – На, возьми, тебе надо, – сказал Андрей и положил на похолодевшую ладонь Шурки три новеньких бумажных патрона. И артисты скрылись в зарослях боярышника.

      Чивер и голуби

      Мать Шурки через день готовила поросёнку болтушку: смесь отрубей, остатков еды и трава заливается в баке горячей водой, потом хорошо размешивается скалкой.

      – Шурка, нарви тазик жирнухи, я сделаю Борьке болтушку.

      Шурка покорно взял в сельнице видавший виды тазик и пошёл мимо поросёнка Борьки, умиротворённо хрюкающего в пыли за сенями.

      В проулке, за гатью, поставив тазик в самую гущу лебеды, Шурка рвал отяжелевшие макушки запылённой, со свинцовым оттенком травы и целыми пригоршнями бросал в тазик. Неожиданно, как из-под земли, вырос перед ним Мишка Лашманкин.

      – Следишь за мной? – первое, что пришло в голову, сказал Шурка.

      – Дело есть, – ответил Мишка, – нужна твоя помощь.

      Мишка сел около тазика и с не свойственной ему растерянностью в лице, пошарив в карманах, вынул пачку «Севера». Щёлкнув пальцем по ней, протянул Шурке выскочившую наполовину папиросу.

      – Я не курю.

      – Ну, ладно, как хочешь.

      – Говори, что надо.

      Ковальский все ещё осторожничал и поглядывал поверх травы: нет ли где спрятавшихся Мишкиных друзей, готовых врасплох напасть. Одно дело, что тот помог ему, когда была беда с ногами, другое – сейчас.

      – Дай ружьё на один только вечер. У тебя есть, я знаю.

      – Зачем?

      – Вернулся Илья Бедуар, ну, отсидел два года. Знаешь такого?

      – Ещё