Табаш. Фил Ахмад

я присел на насыпь, чтобы перевести дух. Закурив, огляделся. Вдруг, бросив случайный взгляд под ближайший вагон, сквозь просвет между колесными парами узрел свою зеленую надежду, одиноко попыхивающую сизым дымком в дальнем тупике парка. Моя усталость мгновенно улетучилась! Щелчком отбросив в сторону недокуренную сигарету, я как на крыльях, взлетел со своего места. Не упуская из виду долгожданную цель, сломя голову на четвереньках рванул под состав. Второпях соскользнул с отполированной рельсы, упал на острый гравий насыпи и болезненно ударился коленом о камни. Потерев рукой ушибленное место, я снова упрямо полез под вагон. Там неосторожно зацепился специально одетой по случаю новой фирменной рубашкой за ржавый крюк, подло торчащий наружу. В попытках высвободится из ловушки, я машинально всем телом дернулся вперед и тонкая иноземная ткань на спине с треском порвалась. Но сейчас эта бытовая мелочь и ноющая от боли нога не имели абсолютно никакого значения. Ведь впереди меня ожидали более важные, чем какие-то порванные рубахи, синяки и ушибы, великие железнодорожные Дела и долгожданный финансовый успех. Колено саднило и кровоточило. Превозмогая боль, припадая на ушибленную ногу, я метнулся к моей цели так, что щебенка под ногами с шуршанием разлеталась в стороны. Около вагона, не переводя дыхания, поднял с насыпи небольшой камешек и что есть силы постучал по железной обшивке. На мой стук никто не отозвался. Тогда я взял камень поувесистей и, сбивая краску, стал настойчиво колотить в железную стену вагона уже более напористо. Наконец, мой обостренный слух уловил доносящееся изнутри шевеление. Шторка на одном из окон отодвинулась и за мутным стеклом проявилось и замаячило чье-то лицо, с любопытством приникшее к образовавшейся щели. Обрадованный присутствием живой души, я помахал незнакомцу рукой в знак приветствия и показал жестами, что мне нужно каким-то образом попасть внутрь. Шторка задернулась. Из нутра вагона донеслось глухое покашливание и послышались шаркающие в сторону тамбура шаги. Раздался глухой металлический щелчок и тяжелая входная дверь, лязгнув железом о ржавое днище тамбурной площадки, со скрежетом распахнулась. Из дверного проема выглянул бомжеватого типа худощавый человек в куцей, затасканной поварской куртежке. Обут он был в потерявшие свой первоначальный цвет истоптанные домашние тапки на босу ногу. В одном из них зияла рваная дыра, из которой высовывался большой палец ноги его владельца. Это был Ляля. Я представился, после чего человек приглашающим жестом раскрыл ладони и, натянув на помятое лицо добрую пьяную улыбку, откинул входную площадку. Спружинив, тяжелая железная пластина со скрипом поднялась и из-под вагона выдвинулась лестница. Прихрамывая, я подошел к ней и, хватаясь за поручни, вскарабкался по крутым ступенькам в тамбур. Изнутри удушливо пахнуло смесью угольной гари и винного перегара. Указав мне жестом на вход в салон