Горячий 41-й год. Борис Геннадьевич Цеханович

Красивая, военная игрушка и я с удовольствием крутил её в руках. Умеют немцы делать, – ну надо ж и номер интересный КZ 44412. Три четвёрки… если их перемножить то двенадцать получается. Хорошо запоминается. Я номер своего ТТ до сих пор запомнить не могу. -А патроны?

      – Две обоймы… к сожалению

      – Ладно, продолжай, что там у нас?

      – С продовольствием у нас порядок. Суток на семь хватит. Тут и немецкой еды и нашей. Наша на машине загружена.

      – Вот с неё мы и начнём. Давай организуй что-нибудь покушать. Кушаем и двигаем к лодкам.

      Пока водитель со старшиной ходили к машине за едой. Пока накрывали общий стол на плащ палатке. Я встал и немного походил по полянке, прислушиваясь к своим ощущениям, и остался доволен. Шишка на голове конечно болела, временами накатывала тошнота, но в целом чувствовал себя нормально и мог идти, а если и придётся то и бежать. Потом присел на пенёк и достал ТТ. В обойме было только три патроны. Жалко. Взял свой автомат, разобрал его и тщательно прочистил, смазал, с удовольствием подвигал затвором, слушая, как хорошо работает немецкая машинка. Взял полевую сумку комбата и открыл её. Новенькая, чистенькая карта – Не успел комбат ею воспользоваться. Вот деревня Грушино. Вот река и переправа, а вот поле и дамба через болото. А мы примерно вот здесь. Карандаши, линейка, циркуль. Толстая тетрадь с артиллерийскими расчётами. Накладные. Список батареи. Конверт, из которого достал несколько фотографий. Миловидная, молодая женщина лет тридцати. Наверно жена, так как на второй фотографии они уже вместе и между ними белобрысый парнишка в тюбетейке. Ещё пару фотографий из семейной, счастливой жизни. Глядя на семейные фото убитого комбата, мне стало жалко и молодую женщину и её сына, которые ещё не знают, какая беда пришла в их семью. Впрочем, эта беда за эти пять дней постучалась во многие семьи. Еще несколько дней тому назад наша дивизия была полнокровным соединением. А сегодня по численности и на полк не наберётся. Так что беда не только к ней придёт. Она затронет всех.

      Складывая фотографии в конверт, в очередной раз с облечением подумал: – Правильно сделал, что наплевал на всё, но вовремя отправил свою семью на Урал. Теперь спокойно можно воевать.

      Дивизия, с октября тридцать девятого года, стояла под Гродно в пятидесяти километрах от границы. В конце апреля, среди местного населения, поползли уверенные слухи о скором нападении немцев на Советский Союз. То, что немецкие части располагались на той стороне, секрета никакого не было. И в газетах, по радио, в разъяснениях сверху, в политинформациях доводилось до всего личного состава и членов семей, что немецкие части в Польше находятся на отдыхе. Что у нас с Германией договор. А слухи о нападении распускают провокаторы. И я тоже ходил по подразделениям и растолковывал бойцам о провокаторской деятельности. Хотя как кадровый офицер, прекрасно понимал нелепость наших усилий. Какой отдых? Отчего? И почему вдоль нашей границы вдруг решили отдыхать все: воздушные армии, танковые корпуса, пехота и артиллерия? Что за бред? Но молчал, не делясь ни с кем своими