Горячий 41-й год. Борис Геннадьевич Цеханович

мне, тебе, полку, который уверен, что мы наткнулись на подготовленные позиции.

      Пару минут они молча шли вдоль леса. Полковник, углубившись в себя, о чём-то размышлял, а Зейдель ждал, когда командир полка всё-таки озвучит своё решение по нему. И был очень поражён тому, что услышал дальше.

      – Скажу тебе больше: в том, что произошло с тобой и погибли солдаты, есть и моя вина. Да, да, мой мальчик. Старые и мудрые полковники тоже могут ошибаться. Я увлёкся. Не остановился вовремя. Французская, польская кампания, блестящие первые дни русской кампании притупили нюх у старого волка. Скажу тебе правду: задача сегодняшнего дня в десяти километрах западней этого места. А переправу мы должны взять завтра к обеду.

      – Но ведь русские взорвут переправу к нашему подходу. А так и переправу захватить и остатки русских частей раздавить у реки.

      – Ну и что? – Легко отпарировал командир полка, беззаботно добавив, – пусть взрывают. Сзади нас идёт сапёрный батальон и его командир пообещал, что он восстановит переправу за шесть часов. В крайнем случае, в течение дня…

      Полковник замолчал, но увидев удивление в глазах подчинённого, продолжил: – Курт, я как командир полка знаю гораздо больше чем ты, командир роты. Дела у нас идут блестяще. Мы опережаем график продвижения вперёд на два дня. Поэтому один день больше, один день меньше на нашем продвижении не скажется. Тем более, что главное направление нашего наступления проходит вдоль Минского шоссе на Москву, а мы так: прикрываем правый фланг….

      Хочу сказать ещё больше: перед тем как послать тебя, командир дивизии довёл до меня следующую информацию. На основном направлении мы глубоко вклинились в оборону русских и чтобы не попасть в окружении, советы вынуждены сегодня ночью уйти от переправы. Так что вот такая общая ситуация.

      И вот я – старый, битый волк потерял выдержку, поддавшись общему воодушевлению, решил тоже вспомнить молодость и немного полихачить. Так я и послал тебя на переправу. И то, что случилось с тобой – это моя божья кара за самонадеянность. Так что, Курт, прости меня. И как ты думаешь – Завтра твой сумасшедший майор будет обороняться или уйдёт?

      – Господин полковник, – горячо заговорил Зейдель, – вы ни в чём не виноваты. Это я потерял бдительность и не выполнил ваш приказ. А если майор не уйдёт, то завтра принесу вам его голову….

      – Ну, ну… Курт, не надо так горячиться и уподобляться этим варварам. Завтра берёшь остальных своих солдат, на мотоциклы и за танками. Я верю, что ты сумеешь завтра переиграть своего майора. Ну, а если ты его завтра приведёшь ко мне живым, я готов всё предать забвению…

      Это было вчера, а сейчас этот русский майор длинными очередями добивал последних подчинённых обер-лейтенанта и он, Зейдель, ничего не мог поделать. Не было бы раны – можно было вскакивать, подавать команды, перебегать с места на место, всё ближе и ближе приближаясь к своему смертному врагу и уничтожить его. Плевать на всё, на цивилизованность, на сотни