Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий. Нелли Шульман

Джон с Иосифом и Шмуэлем. Но Маргарита ни о чем не догадывается, она считает, что Кардозо погиб, как герой… – Джованни не хотел думать, что ждет девушку в СССР:

      – Она откажется помогать Кардозо, – он был в этом уверен, – Маргарита не станет сообщницей в его грязных делишках… – присев рядом с женой, Джованни подвинул ей мороженое:

      – Поешь, а то на тебе лица нет… – Клара затянулась сигаретой:

      – Марта, – тихо сказала она, – не будь такой строгой с мальчиком. Джо хороший юноша, он любил Маргариту и будет ее любить… – Клара вспоминала вежливого, изящного ребенка:

      – Он помогал с маленькой Лаурой, возился с Ханой. Девчонки его гоняли, как хотели, а он только улыбался. Надо было не посылать их с Ханой в Париж, но Лаура мать, как мы могли лишить ее сына… – Клара высморкалась:

      – Цветет что-то, – неловко сказала она, – ты с ним помягче, Марта, ты ведь можешь… – Марта подхватила картонный стаканчик:

      – Идут, – коротко сказала она, – а что касается мягкости, то я такой была в Гонконге, Клара… – она поднялась. Джованни взял жену за руку:

      – Ешь мороженое и не волнуйся, они всего лишь поговорят… – внук пришел в джинсах и рубашке-поло. Старшая Лаура носила дневное платье, седые локоны покрывала широкополая шляпа:

      – Она не красит волосы, – понял Джованни, – она на пять лет младше Клары, но седины у нее больше… – попытавшись улыбнуться, Джо помахал им. Марта взяла внука под руку. Лаура, вздернув подбородок, независимо прошла к свободному столику. Джованни поднес к губам пальцы Клары:

      – Не волнуйся, – он поцеловал каждый, – все будет хорошо.

      Больничную повязку на изящной голове Хана прикрыла шелковым платком от Hermes. В тюрбане она стала больше напоминать японку. По черной ткани летели крохотные белые журавли:

      – Символ их рода, – вспомнил Виллем, – как у нас голова вепря. Журавли гораздо красивее, – он поискал слово, – тоньше… – по краю платка бежали иероглифы. Хана перехватила его взгляд:

      – Это не мое имя… – хрупкие пальцы стряхнули пепел, – это имя девочки, почти моей ровесницы, пережившей бомбардировку Хиросимы и умершей от лейкемии. Ее звали Садако Сасаки, – Хана посмотрела вдаль, – в Японии есть поверье, что если сложить тысячу бумажных журавликов, то можно загадать желание, и оно обязательно исполнится…

      Хана никому, даже брату, не говорила о связке журавлей, принесенной ей в синтоистский храм в Нагасаки. На гастролях в Японии она складывала птиц каждый день:

      – Я попросила, чтобы мы с Аароном встретились, – сердце зашлось болью, – опять влюбились друг в друга и никогда больше не расставались. И еще я попросила, чтобы у нас родились дети… – Хана тихонько вздохнула, – или, хотя бы, пусть у меня появится девочка, моя Регина… – она отпила кофе:

      – Садако не успела сложить тысячу журавликов, она умерла, – Хана коснулась платка, – здесь ровно тысяча.

      Отказавшись от денег, предложенных Hermes за рисунок