Танец на краю пропасти. Грегуар Делакур

я могу приблизиться. Я нечаянно уроню салфетку, наклонюсь, чтобы ее поднять, и мы окажемся совсем близко.

      – Меня зовут Эмманюэль. Но все говорят Эмма. Кроме моей матери.

      Он повторяет мое имя, словно пробуя его на вкус.

      – Эмманюэль.

      Он улыбается.

      – Это имя означает «благая весть».

      – Оно означает также «с нами Бог».

      Я чувствую, как расцветают розы на моих щеках, когда я добавляю:

      – Хотя в эту минуту с нами скорее дьявол.

      – Желание, вы хотите сказать.

      – Желание, волнение, тяга, страх, укусы, вода, жар, холод, головокружение, упоение, искушение.

      Его ладонь легла на диванчик.

      Я чувствую его пальцы в нескольких миллиметрах от моих. Мне кажется, что, если я упаду, он подхватит меня. Я больше не боюсь. Я хочу падения. Я думаю: толкните меня. Я думаю: подхватите меня. Возьмите меня. Примите меня.

      Мой лоб горит.

      Я касаюсь его руки, его пальцы мягкие, теплые и не дрожат. Я пододвигаю ее к себе по диванчику, потом накрываю краем скатерти, падающим на колени, и скатерть становится простыней, а диванчик постелью; его пальцы расслабляются, оживают, точно змейки, касаются моего бедра, колышутся, зыбкие и горячие, пробегают по моей внезапно гусиной коже, моей девичьей коже, они скользят выше, и я даю им познакомиться с моими тупиками, я теперь вся из воды и соков, я стала озером, и моему желанию нет конца, самый первый раз абсолютно потрясающий, его пальцы тонут, моя рука ведет его дальше, но я бесконечна, мне хочется закричать, я кусаю губы, вкус железа на моем нёбе, но я не кричу, я только хочу теперь засмеяться, хочу выпустить этого ворона из моего горла, пусть взлетит, разобьет витражные окна пивной с оглушительным грохотом, его пальцы бесстыдны, а мое наслаждение немо и тайно, я такая живая, это головокружительная радость, великолепная победа над горем, рука Александра замирает, я подношу его пальцы к его мужскому рту, я хочу, чтобы он попробовал меня на вкус и смаковал, глядя на меня, и его взгляд, точнехонько в эту минуту моей жизни, есть самое эротичное, что мне дано познать, почувствовать в сокровенной глубине моей плоти, моей души – в эту минуту, когда он поглощает меня всю.

      Шаги последних уходящих клиентов, ножки стульев, скребущие по плитке, приводят нас в себя, приводят в нас; я дышу тяжело, кожа взмокла, мне хочется спрятаться в его объятиях, потеряться в них совсем; я чувствую себя нагой, распятой, непристойной, бесстыжей и красивой.

      Мы так и не посмотрели друг на друга в этой погибели, ни на секунду, ни разу.

      Я внезапно вздрагиваю от его голоса:

      – А Эмманюэли эмоциональны.

      – Простите?

      – Эмманюэли эмоциональны. Они воспринимают вещи масштабнее, поэтичнее.

      Я смотрю на наши две руки на диванчике. С тех пор как мы сидим здесь, они не сдвинулись ни на миллиметр. Это по-прежнему два симпатичных окаменевших многоточия.

      И тут пурпур осыпается с моих щек, и я смеюсь, все бесстыдство улетучилось – несколько редких лиц поворачиваются ко мне, любопытные, и очарованные тоже.

      – Вы красивы, когда смеетесь.

      – Это вы делаете меня красивой.

      Он