Эксперимент Зубатова. Легализация рабочего движения в первые годы XX в.. С. В. Медведев

агенткой З.Ф. Жученко-Гернгросс (в письмах Зубатову подписывалась как «Зинаида Жукова». – С.М.)[161].

      Первое известное письмо Жукова отправила из Лейпцига во Владимир, в дом Тарасова на Дворянскую улицу, 11 января 1904 г.: «Schau, schau, и вы, дорогой друг, собираетесь повидать свет и, правду сказать, пора будет вам оглянуться и посравнить воочию, а не с птичьего полета. Оставьте дома тоску и всяческие искания, приезжайте “знатным иностранцем” и повидайте действительно широкие горизонты… После таких этапов, как Москва, Питер и вдруг Владимир, с широкими, тихими горизонтами, для довершения крайностей, Германия – совсем разумное дело. Письмо ваше всколыхнуло мои “тихие воды”…»[162] На это довольно фривольное письмо Зубатов отвечал обстоятельно, рассеивая сомнения бывшей сотрудницы относительно материального обеспечения: «Могу вас уверить и успокоить, что происшедшие перетоны на вас нисколько не отразились, и вы будете также и впредь гарантированы от материальных невзгод. В этом я получил уверения»[163].

      В этом же письме Сергей Васильевич, с одной стороны, воспевает тишину и спокойствие провинциального города, а с другой – старательно скрывает пробивающуюся между строк тоску: «В настоящее время ушел с головою в зубрежку немецких вокабул, этимологий и синтаксисов. Это и полезно, и нравственно успокоительно. В нашем городе нет ни театра, ни чего-либо иного. Безлюдье на улицах и отсутствие какой-либо общественной жизни… Жене и мне сие особо нравится. Газеты получаются из Москвы в тот же день, и по ним можно не отставать от жизни. Звон многочисленных церквей напоминает Москву – и я в родной сфере. Если мой немецкий окажется к Пасхе в больших онерах, то, может быть, проедусь летом в Германию, чтобы повидать жизнь воочию, а не так, как я привык видеть до сего времени. Конечно, повидаемся и вспомним старину»[164]. Поездка Зубатова в Германию не состоялась, и Жукова не скрывала глубокого разочарования: «Милый плюс моего Лейпцигского “пленения” – ознакомление с социал-демократическим течением – является хорошей мне помощью не предстать перед братией в состоянии спящей или спавшей царевны… При этом я, как всегда и везде, думаю о вас, дорогой друг, и как мне больно было узнать, что поездка не сбылась: буду надеяться, что этот план отложен, а не сдан в архив»[165]. В ответ Зубатов поделился мыслями, вероятно, присущими ему на протяжении всего периода, начиная с увольнения из Особого отдела: «Неоднократно приходилось нам с вами обсуждать, что за оказия такая, что над хорошими людьми тяготеет часто какой-то гнусный рок, и на вас это было особо явственно»[166].

      В последнем письме Жуковой от 11 мая 1904 г. Зубатов жаловался на здоровье: «Спасибо вам сердечное за внимание к моим глазам и вообще к моей особе. После операции я, боясь сначала шрифта, отодвинул на задний план немецкий, а потом обнаружилось столько позапущенного на отечественном языке, что я со страстью упиваюсь возмещением пропусков, и надежду на заграничное

161

Эта переписка, без указания на номера архивного фонда, описи и дела, впервые опубликована в книге: Щеголев П. Е. Охранники и авантюристы. М., 1930; Переизд.: Он же. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004. С. 245–251. Публикация содержит небольшие купюры, порядок писем, по сравнению с архивным делом, перепутан. Письма опубликованы единым текстом, сопровождаются ироничными комментариями автора издания, например: «Если не знать, в чем дело, никогда не придет в голову, что стать кузнецом собственного счастья, на языке автора письма, значит, поступить в секретные сотрудники!» (Щеголев П. Е. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004. С. 248).

162

ГА РФ. Ф. 571. Оп. 1. Д. 17. л. 1.

163

Там же. Л. 4.

164

Там же.

165

Там же. Л. 6.

166

ГА РФ. Ф. 571. Оп. 1. Д. 17. Л. 7.