Латунный город. Шеннон А. Чакраборти

с полки на полку.

      – Она беременна, – бросила Нари через плечо.

      Смахнув паука, ползущего по крышечке, она взяла пузырек с маслом перечной мяты.

      – Беременна? Ее муж ничего не сказал.

      Нари поставила перед Якубом пузырек и положила рядом узловатый корень имбиря.

      – Рано. Они, скорее всего, сами еще не знают.

      Он выразительно посмотрел на нее.

      – А ты знаешь?

      – Боже милостивый, а вы – нет? Ее тошнит так, что шайтан услышит, не к ночи будь помянут. У них с мужем шестеро детей. Казалось бы, должны уже научиться распознавать знаки, – она примирительно улыбнулась. – Приготовьте ей чай из этого.

      – Я ничего не слышал.

      – Да, дедуля, вы не слышали и как я вошла. Может, тут дело в ваших ушах?

      Якуб, недовольно ворча, отодвинул ступку и отошел в уголок, куда он складывал свои заработки.

      – Кончала бы ты играть в Моисея Маймонида[5] и нашла бы лучше себе мужа. Еще не поздно.

      Он вытащил сундук, петли тяжело скрипнули, и старая крышка откинулась.

      Нари рассмеялась.

      – Если вы найдете того, кто согласится взять такую, как я, в жены, вы всех свах Каира оставите без работы.

      Она пошарила среди беспорядочно сваленных на столе книг, квитанций и склянок в поисках маленькой эмалевой шкатулки, где Якуб держал сезамовые карамельки для внуков, и наконец нашла ее под пыльной амбарной книгой.

      – К тому же, – продолжила она, выудив две карамельки, – мне нравится с вами работать.

      Якуб вручил ей мешочек. Нари уже по весу поняла, что там больше ее обычной доли, и начала было возражать, но он оборвал ее.

      – Не связывайся с такими мужчинами, Нари. Опасно это.

      – Почему? Теперь у нас франки главные.

      Она пожевала конфету, и на нее внезапно накатило любопытство.

      – А правда, что франкские женщины ходят по улице голыми?

      Аптекарь покачал головой, ничуть не удивленный ее бесцеремонностью.

      – Французские, дитя мое, не франкские. И храни тебя Господь от таких вульгарных разговоров.

      – Абу Талха говорит, что у их командира копыта, как у козла.

      – Абу Талха пусть лучше башмаки себе дальше чинит… И не меняй темы, – добавил он устало. – Я предостеречь тебя хочу.

      – Меня? Зачем? Я никогда даже не разговаривала с франком.

      Впрочем, не сказать чтобы она не пыталась. Она подсовывала амулеты французским солдатам, которые изредка встречались ей на пути, но те отшатывались от нее как ужаленные, отпуская язвительные замечания о ее наряде на своем диковинном языке.

      Аптекарь заглянул ей в глаза.

      – Ты молода, – тихо произнес он. – Ты еще не знаешь, чему подвергаются такие, как мы, в военное время. Непохожие на остальных. Ты хотя бы не высовывайся. А еще лучше уезжай отсюда. Ты не позабыла свои великие планы на Стамбул?

      После сегодняшней ревизии Нари скисла от одного упоминания о городе.

      – Вы же говорили, что это пустые надежды, – напомнила она. – Что никакой врач не возьмет в ученицы женщину.

      – Ты могла бы

5

Выдающийся еврейский философ, врач и богослов, автор десятков научных трудов, в том числе и по медицине, проживавший в Египте. Он был главой египетской еврейской общины и семейным лекарем Саладина.