Суждено выжить. Илья Александрович Земцов

бригады хорошее, значит, все хорошо.

      Командир батальона крикнул: «Младшие лейтенанты Котриков и Кошкин, к командиру бригады».

      Голубев стоял с комиссаром и начальником штаба. Встретил нас по-граждански, доложить не дал. Сказал: «Сегодня ты и Кошкин будете моими гостями». Обратился к комиссару и начальнику штаба: «Это мои воспитанники. Хорошие ребята. Вчерашние солдаты, а опытом и знаниями могут поделиться со старшими товарищами».

      Комиссар поддержал Голубева: «Ребята скромные, грамотные, политически подкованные». Пусть лучше в глаза ругают, чем хвалят. Я стоял не зная, что ответить.

      В назначенное время мы с Кошкиным с точностью до одной минуты прибыли на квартиру к Голубеву. Гости были в сборе. Нашими знакомыми были начальник штаба и комиссар. Голубев сказал: «Вы, ребята, не стесняйтесь. Здесь мы все равные. Меня зовите Владимир Иванович. Сейчас я вас познакомлю с моими гостями». Он по очереди подводил нас ко всем гостям. Улыбаясь, говорил: «Это мои воспитанники».

      Первый тост подняли за 1 Мая. Затем за тех, кого с нами нет, за здоровье хозяина и так далее.

      Шефство над нами взяла жена начальника штаба. Довольно симпатичная молодая женщина. Звали ее тоже Соня. На Кошкина она смотрела сначала украдкой, а потом, подвыпив, не спускала с него глаз. Когда дамы выбирали кавалеров на танец, она первая подходила к Кошкину. Ко мне никто не подходил. Мы стояли с Голубевым и смотрели на танцующих. Голубев предложил: «Пойдем, Илья, сыграем в домино? Дам у нас с тобой нет». До самого конца вечеринки я играл в домино на пару с начальником штаба.

      Разговор шел о международном положении. Голубев говорил: «С немцами нам придется воевать не позднее как этим летом. Германия усиленно готовится к войне с нами. Проводит мобилизацию. К нашим границам стягивает войска и военную технику. Я не пойму политику нашего Наркомата обороны и вообще правительства. Немецкие самолеты летают над нашей территорией как дома. По-видимому, все фотографируют. Ведут тщательную разведку. Мы спокойны, не предпринимаем никаких контрмер. Я не пойму, или мы очень сильны по сравнению с Германией, или мы трусим, боимся отношения обострить». «Скорее всего, трусим, – вставил начальник штаба. – Если бы не трусили, каждого нарушителя воздушного пространства заставляли бы сесть или просто сбивали».

      Голубев продолжал: «В рижском порту таможенники обнаружили на немецком торговом судне большое количество завезенного контрабандой немецкого оружия: винтовок, пулеметов, автоматов и боеприпасов. Судно было задержано. Однако из центра потребовали его отпустить, оружие не конфисковывать. Немцы повернули восвояси. Кому предназначалось оружие, не ясно». «Чего там не ясно, – поправил начальник штаба. – Латышей вооружают, да и не только латышей – литовцев и эстонцев. В случае войны подставляй только шею, русский Иван, да поспевай поворачиваться. Со всех сторон по нам будут стрелять. Десятки перебежчиков говорят одно и то же. В июне или начале июля немцы объявят войну».

      Не