Человек в трех измерениях. В. Д. Губин

также числились философами в разряде «неестественных», они принадлежали к другому «режиму бытия», потому что в этом мире действительно нет ни любви, ни совести, ни чести как постоянных объективных факторов жизни. Раз ни один человек не живет постоянно в этом режиме, а только в редкие минуты жизни впадает в него, критерий этого «впадения» может быть только субъективным. Но тогда возможно, что эта фраза о человеке как образе Божьем для естественного человека не более чем красивая аллегория.

      Критики христианской религии считают, что подобная ситуация возникла в силу чрезмерной рационализации религии и ее догм. Религия начинает напоминать науку, она приводит массу доказательств бытия Бога, она обосновывает или опровергает эволюцию, интерпретирует «Большой взрыв» как начало творения и т. д. Чтобы стать верующим, не надо иметь живую душу, достаточно овладеть набором логических аргументов. Не надо никакой мистики и никаких таинств, если все можно понять и доказать рационально. Чтобы преодолеть этот рационализм, Розанов, например, ищет корни человеческого бытия не в Новом, а в Ветхом Завете. В библейской древности человеческая природа не была так затуманена в своей сути. Как считает философ, мы только умственно развились до великих теологических систем, тогда как Восток развился до ощущения святости. Соломон сотворил песню песней, а Кант «Критику чистого разума». Кого, спрашивается, предпочла бы царица Савская?

      В христианстве потеряно Богоощущение, с тех пор как в него внедрилось жало смерти, как исчезла жажда телесности, как были отменены кровавые жертвоприношения. «…Кровь есть жизнь, кровь есть растущий факт, кровь есть источник сил и сильного. Религия, взявшая кровь в нить соединения своего с Богом – и была жизненна, растуща и реальна»[74]. Кровь – это мистицизм и факт, и религии не миновать этого факта, иначе она будет не живым таинственным ощущением, а абстрактным, мертвенным логическим умозаключением.

      Добро и зло в естественном состоянии

      Все воспитатели и морализаторы исходят из того, что до-человеческое в человеке – это чаще всего источник зла. Сам по себе мир не добрый и не злой. Зла нет и в животном существовании. Зло есть только в человеке, который, несмотря на то что стал человеком, продолжает в той или иной степени оставаться животным. Как животная природа изначальнее, чем человеческое, духовное измерение, так и зло изначально по отношению к добру. Зло многообразно, насыщенно, всепроникающе и, главное, обыденно. Если добрый поступок нас восхищает и удивляет, то обман, жадность, корысть, нечистоплотность кажутся такими же естественными, как естественна плохая погода. Для злых поступков всегда есть конкретные причины, для добрых – нет. Всегда можно сказать, почему украл, почему убил. Добрые поступки неестественны, потому что не имеют естественных причин. Я спас человека не почему-то, а потому что не мог не помочь, я люблю не почему-то, а потому что не могу не любить. Мы не удивляемся, видя лень,

74

Розанов В.В. Около церковных стен. СПб., 1906. С. 44.