Коктейльные вечеринки. Анна Берсенева

у Маши в голове. – Или кровь выпьет».

      Последнее при виде этого лица казалось даже более вероятным.

      – Вы Мария? Квартиру хотите снять? – спросила похожая на колдунью женщина.

      – Ага, – машинально ответила Маша.

      Мария-то Мария, а снять здесь квартиру ее не заставишь теперь и под пистолетом.

      – Пройдите и подождите, пожалуйста.

      Она указала на узкую лестницу, по которой следовало пройти на второй этаж, и Маша поднялась по этой лестнице как завороженная. Да, вот это было точное слово: точно так мальчик Якоб вошел в дом страшной старухи, которая превратила его сначала в белку, а потом в карлика с огромным носом. В пять лет это была любимая Машина сказка, «Карлик Нос». Особенно ей нравилось, что Якоб, пока был белкой, вылавливал пылинки из солнечного луча и просеивал их сквозь самое мелкое сито, а потом из них пекли для колдуньи хлеб.

      Комната – не сказочная, а обычная мансарда – была просвечена лучами закатного солнца, поэтому с каждой минутой меняла цвет. Когда Маша открыла дверь, все было палевое, а пока оглядывала обстановку – икейскую кровать, стол и стеллажи того же происхождения – стало медовое. Такой эффект происходил от того, что пол был настелен из широких некрашеных досок, а стены обшиты светлой березовой фанерой. На нескольких листах этой фанеры были нарисованы картины, но когда Маша подошла поближе, чтобы их рассмотреть, то оказалось, что разрисованные листы не отделывают стену, а просто к ней прислонены.

      – Это ширмы. Можете ставить как хотите и выгораживать пространство любым образом.

      Маша вздрогнула и обернулась. Она ожидала увидеть ту самую старуху с обезображенным лицом, но женщина на пороге стояла уже другая. Или нет, та же самая, по крайней мере, в том же самом платье – несмотря на свою оторопь, Маша приметила его еще когда вошла: платье-камисоль, у нее тоже такое есть, только у нее ярко-красное, а это такого же цвета, как пол и стены.

      Но лицо у вошедшей женщины было уже не бугристое и мертвое, а обыкновенное, даже какое-то светящееся, ну, это тоже из-за солнца, конечно, и самые обыкновенные русые волосы были распущены по ее плечам.

      – Это была маска, – сказала хозяйка; наверное, Маша смотрела на нее очень уж дурацким взглядом. – Парижская маска. Из сырой капусты. Вы пришли немного раньше, я не успела смыть.

      – А почему из капусты – парижская?

      Любопытство вытеснило оторопь, и Маша посмотрела на хозяйку с интересом.

      – Не знаю. Бабушка так называла, ну и я тоже. Итак, вот эта комната сдается.

      – А вы написали, что квартира.

      – Обманула. Но не очень. Сюда есть отдельный вход. – Она кивнула на дверь, противоположную той, в которую Маша вошла из коридора. – Лестница ведет из сада. А эту дверь запрете изнутри, и мы с вами можем вообще не видеться.

      – А можем видеться?

      – Когда поселитесь, разберемся.

      – Откуда вы знаете, что поселюсь?

      – Я сразу поняла. – Глаза у нее были зеленые и сверкнули, как у самой настоящей