Будьте здоровы, богаты и прокляты. Полина и Измайлов. Эллина Наумова

работа. А вслед за именем – картинка: Ольга, Наталья, Юлия на кладбище и после. Я тебе сказала, было в них нечто общее. Мы подумали, что культура горя. Не она, полковник. На каждой болтались висюльки из черной кожи и черного бисера. И еще много браслетов на запястьях.

      – Признаю, авторство Фадеевой в смысле украшений ты вычислила превосходно, – бросил Измайлов.

      – Не льсти, бесполезно. Во сне мужик с изуродованной рожей бросил в Данилу «связку небезынтересных в художественном плане кулонов на тонких кожаных шнурах». Кожаный кулонов, Вик. Я еще тогда отметила нестандартный выбор бандита. Но решила, что у Данилы дыхание прерывалось, отсюда и шнурки. А он про Фадеева говорил, то есть про Юлию, но все равно про Фадеева. Проверь мою шальную версию, милый. Оклеветанным Данилой Аровым заклинаю, проверь.

      Не любивший заклинаний Измайлов поморщился. Помолчал с минуту. И неохотно произнес:

      – Его убийство обещает остаться нераскрытым. Нам не за что зацепиться. Проверю, детка, только, пожалуйста, не плачь. Думай обо мне как угодно плохо, но я с трудом выношу твои слезы по другому мужчине.

      – Я уже ни о ком никак не могу думать, Вик. Сделай так, чтобы я по тебе слез не лила. Ладно?

      8.

      Виктор Николаевич Измайлов сдержал слово. Правда, потом злые языки называли его скрытным индивидуалистом. Гонял людей «по заказухе», а сам отрабатывал версию убийцы-одиночки. Однако, стоило Вику перевернуть ситуацию, когда Матвей Косицын призван был не подтвердить присутствие Ольги у себя в офисе, а доказать собственное алиби, как нашлись свидетели, видевшие его после четырех у дома Арова. Дальше была обычная полицейская рутина, и захватывающими подробностями она не изобиловала.

      Я стояла возле заваленной цветами могилы Данилы. Поклонники его не забывали. Он ласково улыбался с огромной фотографии. Четыре кожаные подвески упали на пушистые белые гвоздики.

      – Тебе действительно приснился вещий сон, Данилушка, – сказала я.

      И пошла прочь, в шум и гам полуденного города.

      Я не перегружала чуткого Андрея лишними сведениями, к примеру, об отношениях с полковником Виктором Николаевичем Измайловым. Приспичит отколоть исповедальный номер, зрительницей и слушательницей будет мама. Или Настасья. Сказала только, что нашла возможность поделиться своими соображениями с полицией. Это меня и погубило. Ибо, немного погодя, оказалось, что Андрей по наивности, всегда сопутствующей сложности душевной, решил, будто я самостоятельно способна разобраться в любой тайне. А почему нет? Без упоминания полковника выходило, что я умозрительно разгадала загадку гибели Данилы Арова за одну бессонную ночь, покуривая, попивая зеленый чай и слушая Шумана. При иных обстоятельствах я, кровь из носу, выяснила бы, с чего он взял, что музыка была и именно Шуман. И какие его произведения, по мнению Андрея, подходили для сопровождения моих невеселых раздумий. Тогда же