Урок ловиласки. Петр Ингвин

сюрпризов, и после одного из них – высвобождения дозорной из ямы – я отправился отмываться на озеро (в мире, куда меня закинуло, так громко называют лужи десяти метров в диаметре и глубиной по пояс).

      Чтоб добраться до воды, пришлось спуститься по заросшему травой крутому склону. Словно в воронку снаряда. Местами под ногами хлюпала и жадно чавкала липкая противная грязь, зато озерцо во впадине сияло ровной гладью. Вода блестела, в ней отражались звезды – единственный свет в окружавшей тьме.

      Бодрящие объятия озера приняли меня, как ведро сползшую с бортика тряпку. Шаг, еще шаг, резкое погружение…

      Дно обжигало холодом из бьющего ключа. Руки терли и скребли, с невыразимым восторгом освобождая тело от грязи и пота, и я быстро превращался обратно в белого человека.

      Вскоре на берег прибыло и сконфуженное олицетворение невезения. Когда царевны типично женским оружием – коварством – заставили постираться и меня, проводника, который стал командиром исключительно от их неумения выживать в дикой природе, прикрытыми у нас остались только дозорные. Они передавали друг другу три комплекта доспехов; соответственно, если ушла с поста – будь добра, сливайся с природой.

      – Меня отправили мыться, – робко сообщила Марьяна.

      – Мойся. – Я равнодушно пожал плечами.

      Она не двинулась с места.

      Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать, время плакать и время смеяться. Как выяснилось, та же ерунда со стыдом.

      – Марьяна, – громко позвал я.

      – Что? – Она отпрянула на шаг.

      – Какой у тебя приказ?

      – Мыться.

      – Почему не выполняешь?

      – Но… ведь это…

      – Я командир?

      – Да.

      – Приказываю подойти.

      Ослушаться она не решилась. Раздались шлепки, плавно перешедшие в плеск, и передо мной вырисовалось в темноте прикрывавшееся мягко-хрупкое создание, чумазое, как свинка в луже. Оно застыло в метре от меня.

      На полголовы ниже. Вдвое тоньше. Вдесятеро симпатичнее. Лицо пряталось за челкой, свидетельства нашей разности – под ладонями. По плечам клубком спящих змей разметались перепачканные землей волосы. Марьяна даже в плену не решилась их подрезать, как, например, Амалия. Но когда будут отмыты и уложены, думаю, моральное удовлетворение стократно перекроет трудозатраты и былые муки.

      – Как стоишь перед командиром?! – рявкнул я.

      Руки царевны испуганно уронились по швам. Плечи расправились. Но лицо так и не поднялось.

      – Ты же невестор… – только и выговорила она.

      За эти слова я готов был расцеловать, но вместо этого отбрил доводами тех, кто женихался ко мне ранее:

      – Неофициальный. Можешь расслабиться.

      Она не расслабилась. Только мелкая рябь от ее дрожи пошла по водной поверхности.

      – Вольно,