Урок ловиласки. Петр Ингвин

на сложившихся руках надменно устроились в ожидании зрелища глазастые облака.

      – Прошу. – С облегчением, что все утряслось, преподавательница уступила место победительнице.

      У моих коленей появилась новая хозяйка.

      – Как говорила мама, повторяя за кем-то древним, – мурлыкнула Ярослава, плотно впечатываясь бедрами и наклоняясь вперед, – в жизни существуют три вещи, имеющие значение. Первая – ловиласка. О двух других до сих пор ничего не известно.

      Главный инструктор в это время расположился позади моей головы лицом к происходящему. Мои кожа и волосы ощутили прикосновение чужой кожи, но другие ощущения многократно перебивали верхние.

      – Познакомься с ним, – упала следующая команда, – прикоснись, покажи, что это нисколько не страшно и не противно.

      – Да я рождена для этого!

      Словно полушария мозга выпали из вскрытого трепанацией черепа. Удержанный натянувшейся уздечкой джентльмен галантно поклонился даме. Дама с улыбкой заставила кавалера поклониться еще раз.

      – Выскочка, – хмуро прошипела Антонина. – Софья и Ефросинья – в хвост очереди! Сначала пройдут новички. Если успеют.

      – Но я… – Софья в возмущенье вскочила… и опустилась на место. Губки сморщились, глаза намокли, и лицо плаксиво расползлось, готовое прорваться зимней теплотрассой.

      – Тоня, перестань, – попросила Варвара. – Софья тоже новичок. У нее другие обстоятельства.

      – И я новичок! – требовательно поднялась Ефросинья.

      – Фрося, ты же… того? – Густые брови Антонины недоверчиво вскинулись. – Сама призналась. Как же?

      – «Того» можно по-разному, – огрызнулась Ефросинья, усаживаясь на место. – Так что я тоже в очереди.

      – В очереди все, никто не будет обижен, – громко подытожила Варвара.

      Меня эта фраза вскипятила и выпарила. Антонина покосилась на интриганку, только что записавшую в очередь и хитромудрую себя, но смолчала – она твердо намерилась стать следующей, ничто другое большую царевну теперь не волновало.

      Я завороженно наблюдал, как личное достояние бесстыдно становится общественным.

      – Чего тут уметь? – Руки уставшей ждать Антонины без рассуждений сняли «умелицу» с пособия в лице меня, грузная пышность обтекла колени. – Так?