Урок ловиласки. Петр Ингвин

поступала глупо: и без ее невеликих радостей взору хватало объектов приложения. Что примечательно, разных и, в отличие от застенчивой ученицы, совершенно не стыдившихся. Море наготы бушевало у подножия одинокой скалы, а возглавляла фестиваль плоти, устроенный для одного отдельно взятого пособия, возвышавшаяся над этим морем преподавательница. Ее дары природы кругло глядели по-птичьи в разные стороны, но видели, уверен, исключительно меня. Двигались они синхронно с моим взором, словно сопровождавшие цель радары.

      – Если не понравится, придется заставлять мужей мыться по десять раз на дню и использовать травяные кремы, – сообщила Кларе Варвара. – Но если мужья будут любимыми, то понравится. Запах любимого человека не может не нравиться.

      – Даже вонь? – ядовито сощурилась Ефросинья.

      Вопрос заинтересовал еще нескольких, головы замерли в разных странных положениях, символизирующих весь спектр эмоций от испуга до плотоядной жажды каннибала, склонившегося для пожрать.

      – Вонючку вы не полюбите, – успокоила Варвара.

      Ярослава ехидно добавила:

      – А если полюбите, то либо он не такой уж вонючка, либо вы этого вонючки достойны.

      – Или у него есть другие достоинства, на фоне которых запах потеряется, – вбросила Ефросинья.

      – Какие?! – Произошло торжественное и непроизвольное открытие сразу нескольких ртов.

      Лица вытянулись, глаза округлились. Меня окружила выставка пародий на Мунковский «Крик» – очертания были те же, только эмоция другая. Место ужаса занимало изумление, граничившее с отказом верить ушам.

      – Позже узнаете, – в стиле «пути Господни неисповедимы» закрыла тему преподавательница.

      В ее направленном на меня смеющемся прищуре хитро поблескивало, словно весь бедлам устроен исключительно ради проверки моей скромной персоны на прочность.

      Когда покрытые пупырышками бархатные морщинки были исследованы вдоль и поперек, а выступавший шов опробован нескончаемой очередью пальцев, взгляд Варвары поднялся к основной части пособия.

      – Еще до ложных пророков существовал дикий обычай. Вот это, – ее пальчики вновь приподняли сморщенный краешек, потянувшийся вверх будто жвачка, – отрезали еще в детстве, чтоб у мальчиков не собиралась под ней выделявшаяся природная смазка.

      – Что за смазка? – недоверчиво взметнулась левая бровь Антонины. – Как у нас? Что в ней плохого?

      – В самой смазке ничего, но когда она долго скапливается, начинается раздражение. Затем воспаление. Кончается все очень плохо как для самого обладателя заразы, так и его жены, если имеется.

      – Кошмар, – ужаснулась Майя. – А как сейчас борются с этим злом?

      – Моют.

      Царевны не знали, плакать или смеяться. Варвара весело продолжила:

      – Да, все так просто.

      – А они, значит, не догадывались? – привычно съехидничала Антонина. – Непроходимо тупые были? Или мы теперь настолько поумнели?

      – Этим