Княгиня Менжинская. Юрий Татаринов

Мостей, Гедька, ко мне!

      Юноша побледнел. Угроза задела его. Он вспомнил лицо пана Федора, когда тот выходил из холодного склепа. От мысли, что будет подвержен такой же пытке, бедняге сделалось дурно. Однако он сумел побороть свою слабость, ответил:

      – Ну что ж, если хотите уморить меня, ведите.

      Пан Юзеф смущенно крякнул. Ссора с сыном не входила в его расчеты. Между тем юноша продолжал:

      – Только зачем же в ледник. Сразу в усыпальницу.

      – Ну хватит! – остановил его старик. – Не желаю слушать тебя, несносный мальчишка! Убирайся! И впредь не встревай в мои дела! Я знаю, что делаю!.. Прочь с моих глаз!

      Такой открытой и острой получилась ссора отца и сына. Она отозвалась в их душах особой болью, потому что оба любили друг друга. Вскоре один из них вернулся в башню, а другой удалился в парк. В усадьбе опять воцарилось спокойствие.

      Когда доложили о неудавшейся погоне, пан Юзеф не расстроился. Недавний разговор заставил его посмотреть на то, что произошло, с иной точки зрения. Был прощен даже Терешка. Старику захотелось помириться с сыном.

      Однако в тот день на ужин к столу спустилась лишь панна Юлия. На вопрос хозяина, где панич, приказчик ответил, что тот еще днем уехал кататься.

      – С ружьем, – как бы между прочим добавил он.

      – Знать, поохотиться решил, – заметил сам себе пан Юзеф. И тут же добавил виноватым тоном: – Пусть порезвится. Он – взрослый и волен делать все, что ему заблагорас судится.

      Он давно успокоился, даже готов был просить прощения у сына и, конечно, был убежден, что они поладят.

      Между тем стало темнеть. Пан Фердинанд не возвращался. Необъяснимая тревога начала расти в душе хозяина Вердомичей. Ожидание скорейшего примирения растянулось на долгие часы. Пан Юзеф уже не находил себе места. Он было занялся осмотром конюшни. В другой день наверняка сделал бы кое-какие замечания конюхам. Но в этот вечер был точно слепой. Бедняга ступал по мягкому ковру, которым был устлан коридор конюшни, и думал о своем.

      Когда солнце спряталось, он выслал гонцов к соседям. Им наказывалось узнать, не загостился ли юноша. Тревога, уже настоящая, мучительная, охватила старика. Наконец несчастный не выдержал, приказал запрячь экипаж и сам отправился на поиски сына. Поплутав в темноте по ближайшему лесу, по горкам, постреляв в воздух, пан Юзеф вернулся. А чуть позже, уже ночью, возвратились и отправленные накануне верховые. Известий о пане Фердинанде не привез никто.

      И тогда старик понял: случилось что-то ужасное.

      – Сынок! – закричал он в бессильном желании помочь чем-то себе и своему отпрыску.

      Тревога разрослась в нем до предела. Старик обхватил голову руками и зарыдал.

      – Прости, прости! – кричал он при этом, точно шальной. Панна Юлия, стараясь сохранять хладнокровие, пыталась успокоить отца. Она говорила, что брат скоро вернется, просила не мучить себя. Старик не замечал ее. Позже, уже глубокой ночью, какой-то деревенский принес в усадьбу страшную новость: он слышал возле Мазуровского болота оружейные