Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века. Сборник

с середины XVIII века информация о покупках детских книг казацкой старшиной очень часто встречается в источниках. Детские книги в 1750‐х годов покупал лубенский полковник Петр Кулябка[171]. В 1789 году архимандрит Христофор Сулима писал своему брату Акиму, переяславскому помещику, что обязательно привезет гостинцы племянникам – каждому по «книге с картинками»[172]. Такое отношение к детским книгам, ставшее уже нормой в этой среде, объясняет замечание в воспоминаниях Андрея Стороженко, относящихся к концу XVIII века, о том, что в родительском доме он испытывал «ужасную нужду в самом необходимейшем для жизни», а именно не имел ни одной принадлежащей ему книги[173].

      Все это свидетельствует о том, что в ряде семей казацкой старшины задачи домашнего воспитания решались с учетом достижений европейской культуры раннего Нового времени.

      Следующий этап «программы» воспитания детей казацкой старшины предполагал обучение в одном из православных коллегиумов или в Киевской академии. Как уже отмечалось, в этих учебных заведениях были восприняты многие воспитательные и образовательные традиции гуманистических школ Европы, прежде всего иезуитских коллегиумов. Их важной характеристикой была фактическая ориентация на программу «Ratio Studiorum». Во всех коллегиумах преподавались высшие дисциплины – философия и богословие. С конца 1730‐х годов в программу обучения постепенно включали предметы, ранее не преподававшиеся в этих школах, такие как новые языки. Безусловно, как и во всех учебных заведениях этого типа, образовательные задачи тесно переплетались с религиозно-нравственным воспитанием[174]. В Киево-Могилянской академии и православных коллегиумах из опыта иезуитской педагогики позаимствовали продуманную и разветвленную систему поощрений и наказаний учеников. Типичны воспоминания Федора Лубяновского, который писал, что окончил Харьковский коллегиум «с благоговением к Евангелию и учению церкви, с покорностию начальству и не от страха, а по чувству необходимости в руководстве». Лубяновский подчеркнул, что его не готовили к духовному званию. Он ощутил разницу в воспитании, поступив в университет, в котором, по его словам, никто не имел определенной цели (кроме студентов-медиков), а просто «все мы просвещались»[175].

      Важно отметить, что, в отличие от духовных семинарий Российской империи, в православных коллегиумах и Киевской академии на протяжении всего XVIII века продолжали учиться дети казацкой старшины (дворянства). Хотя среди учащихся коллегиумов и Киевской академии в целом преобладали дети духовенства, в них учились также сыновья и рядовых казаков, и мещан, и крестьян[176]. Специальное исследование социального состава учащихся коллегиумов позволило опровергнуть распространенный в историографии тезис о том, что во второй половине века казацкая старшина «отвернулась» от этих учебных заведений[177]. Напротив, в воспоминаниях отмечалось, что и на рубеже XVIII – ХIХ веков дворянские дети по обыкновению учились в коллегиумах

171

Модзалевський В. З історії книги на Україні // Книгарь. 1918. Січень. Ч. 5. С. 235–238, здесь с. 237.

172

Сулимовский архив. С. 134–135.

173

Стороженки: Фамильный архив. Т. 1. Киев, 1902. С. 179.

174

Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 232–265.

175

Лубяновский Ф. П. Воспоминания. С. 113–114.

176

О процентном соотношении детей духовенства и других социальных слоев, а также о мотивах получения образования в этих школах подробнее см.: Яременко М. «Академіки» та Академія. Соціальна історія освіти й освіченості в Україні XVIII ст. Харків, 2014. С. 127–225; Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 266–298.

177

Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 272–274.