Эфесская волчица. Михаил Щербенко

подсел на ногах и закрылся щитом от подбородка до поножа на колене, создав словно единую стену, его меч замер в выжидательной позиции. Фламма действовал не так, он лишь мельком закрывался, стремительно закручивая соперника вправо, его ноги двигались быстро и плавно как у зверя. Он то делал стремительный шаг навстречу, то отскакивал, уклоняясь всем корпусом. Их щиты столкнулись, милетец сделал выпад мечом, но эфесец легко ускользнул и молниеносным ответом уколол того выше локтя, пустив первую кровь.

      Алкиону это не удивило, ибо она, в отличие от большинства обывателей на трибунах, понимала, что боец Красного лудуса превосходит своего противника в мастерстве, о чём говорили и ставки на бой у местных дельцов. Гость ушёл в глухую оборону, но Фламма упёрся в него щитом и быстрыми толчками вывел из равновесия. Эфесец гнал его к ограждению, тот поначалу закрывался, но потом слишком растянулся на ногах и вынужден был бросить всё на кон в рискованной атаке. Гладиус милетца выбил тяжёлый стон из щита противника, скользнул вверх и этим же движением врезался в шлем Фламмы. Металл запел, столкнувшись с металлом, но этот касательный удар не произвёл на эфесца никакого впечатления, сам он не стал бить, предпочтя мощным толчком снести соперника с ног. Гость перевернулся и очень быстро начал вставать, однако этого мгновения Фламме хватило, чтобы поразить его мечом в правый бок, и клинок легко проник между рёбер.

      – Так ему! – закричали в толпе. Милетец почувствовал тяжёлую рану и припал на колено, прижав рукой кровоточащую пробоину. Эфесский боец зашёл ему за спину, чтобы поразить в незащищённое место, но тут судья ударил палкой по земле между ними – гость не сопротивлялся, и нужно было передать решение в руки эдила. Фламма опустил оружие и отступил чуть в сторону, он сразу снял шлем, стянув с головы и красный подшлемник. Лицо его было спокойно.

      «Противник ему выпал слабый, – поморщилась Алкиона, – сдался почти без борьбы. Этого милетцу, конечно, не простят. Зрители будут требовать смерти… за трусость, да и за то, что он прибыл из города-соперника. Победа, впрочем, есть победа».

      Она не ошибалась – люди показывали большими пальцами на горло, кричали, чтобы пустили кровь, некоторые вскакивали со своих мест, словно так их было лучше слышно. Распорядитель не стал долго упираться, ибо традиция требовала наказания за плохой бой. Он сидел по центру в первом ряду, облачённый в белоснежную тогу, и теперь встал, сделав короткий жест. Публика согласно загудела, очень быстро этот гул превратился в скандирование:

      – Режь милетца!

      Алкиона не обращала внимания на эти крики, она следила за самой важной частью Игры – один из бойцов спокойно и по собственной воле должен был принять смерть. Многие говорили, что это самое сложное, куда сложнее обучения битве. Игра требовала не выказывать своих чувств, словно не человек, но сам бог, холодный и отстранённый, встречает судьбу. Гость сражался плохо, однако сейчас он искупал свою вину, сбросив шлем и замерев на коленях. Глаза его были закрыты, зубы плотно стиснуты, и лоб покрыли