Иван Сусанин. Валерий Александрович Замыслов

Княжеский род происходил от князя Ивана Ивановича Ростовского – потомка Рюрика в девятнадцатом колен – по прозвищу Темка, отменного воеводы погибшего в сече с литовцами на Днепре в 1516 году. Сын его, Юрий Иванович, сидел ныне воеводой в самой Казани. То ль не почетное назначение?

      – От удельных не пойдет, – кивнул Василий Юрьевич.

      – А царь наш, – понизив голос и оглянувшись на дверь, позади коей наверняка находился доверенный холоп Васька Шибанов, сторожко заговорил Андрей Михайлович, – под корень надумал все бывшие уделы порушить. Они ему, как кость в горле.

      Смелые, дерзкие слова произнес Курбский, но Темкина он не опасался: тот, как и Андрей Михайлович, давно уже недоволен начавшимися преобразованиями царя.

      – Истинно. Когда это было, что бывшие слуги удельных князей, худородные дворянишки, заносятся в «Избранную тысячу» лучших людей государства.

      – И не только заносятся, Василий Юрьевич, но и получают высшие чины в новых приказах, оттесняя высокие роды. Посольский дьяк, Разрядный дьяк⁴⁵, дьяк приказа Тайных дел… Царь называет их «Думными» людьми, и те уже заседают в Боярской думе, поучают нас, как делами управлять. То ль не оскорбительно? Чует сердце: еще год-два – и царь начнет избавляться от бояр.

      – Он уже сейчас во всем полагается на дворянское войско. Но где земель на такую ораву набраться?

      – Наши уделы начнет зорить. Уделы! Князей – псу под хвост, а земли их – дворянишкам.

      – Да неужели может такое статься, Андрей Михайлович?

      – Еще как может, Василий Юрьевич. Ты еще не ведаешь, что взбрело в голову царя Ивана. Создать кроме земщины – опричнину. Да, да! Так она и будет называться.

      – Да в чем суть ее?

      – А в том, Василий Юрьевич, что вся опричная земля целиком будет принадлежать худородным людишкам. Войдут в нее и Ярославские и Ростовские уделы.

      – А коль мы того не захотим, Андрей Михайлович? Земли наши от дедов и прадедов.

      – А плевать царю! – вскипел Курбский. – Плевать ему на удельную Русь и стародавние порядки. Коль добром вотчину не отдашь, опричники тебя метлой выметут, а того хуже – и голову под саблю.

      – Не чересчур ли, Андрей Михайлович? Мало ли что царю в голову втемяшится. Чай, во хмелю сие брякнул. Неужели царь не понимает, что ему придется со всем боярством бороться. Да тут такие роды поднимутся!

      – В здравом рассудке был, Василий Юрьевич. Позвал к себе худородного Ивашку Пересветова⁴⁶ и держал с ним совет, как державу переустроить. Но царские палаты хоть и крепки и непроницаемы, но всегда любопытные уши имеют. Весь разговор с Ивашкой мне был передан. Имя его пока не назову, слово дал.

      – И настаивать не хочу, Андрей Михайлович. На одно лишь уповаю, дабы забыл царь о своей бессердечной задумке. Поднимать руку на боярство – горячо обжечься. Бояре были, есть и будут!

      – Твоими бы устами, Василий Юрьевич, – раздумчиво произнес Курбский.

      Помолчали. За косящатыми окнами⁴⁷ доносилось веселое разноголосье. Пировала Курба, князя восхваляла.

      – Тебе-то,

45

Р а з р я д н ы й д ь я к – возглавлял приказ, занимавшийся военными делами страны.

46

П е р е с в е т о в Иван Семенович – русский публицист, дворянин, служил в Литве; в 1539 году выехал в Россию. В 1549 передал Ивану 1У свои сочинения. Выступал за укрепление самодержавия, военную реформу, присоединение Казанского ханства и др.

47

К о с я щ е т о е о к н о – окно с рамой и, следовательно, со вставленными косяками (в отличие от более первобытного, «волокового», просто прорубленного и задвигавшегося доской).