Повесть о плуте и монахе. Илья Бояшов

по куполам и крестам и звонили колокола.

      Расстилали ковровые дорожки под ноги российской императрице – несла она драгоценное дитя, завернутое в кружевные пеленки, в парчовые одеялки. Мягко ступала по коврам ножка царицы – и множество рук готово было тотчас поддержать ее, если оступится она с венценосным младенцем.

      Пели в самом соборе царевичу хоры поистине ангельские, он же мирно посапывал. Тесно было в огромном храме от князей и княгинь, мундиры и платья сверкали изумрудами да алмазами. На улицах повсюду стояли войска пешие и конные и оттесняли толпу, спешившую увидеть наследника.

      В золотой купели плескалась благовонная вода.

      Передавала царица первосвященнику младенца, как хрупкую драгоценность, как хрустальный сосуд.

      Сиял рядом с нею отец – государь российский – не было человека счастливее его.

      Народ же на улицах ликовал и теснился повсюду – с трудом удерживали его солдаты. Многие поднимали своих детей, чтобы увидели те будущего господина, но все видели лишь расшитые золотом мундиры да платья царской свиты. Вот тронулись кареты, поскакали ко дворцу трубачи и барабанщики с литаврами, а за ними – гвардейская стража, лейб-казаки. За мамками, няньками, пажами упрятали спящего младенчика, надежно укрывали его каретные двери, занавеси защищали от дурного глаза, от шума и слепящего солнца. Ждали царевича во дворце подарки; бриллиантовые крестики, золотые цепочки, а столы ломились от кушаний.

      А священники пели:

      – Многие лета Алексею Николаевичу!

4

      Время шло: рос себе плут у благочестивых родителей. За него волновалась матушка:

      – Не упал бы с крылечка, в яму бы не шагнул… Мостик бы его не свалил. Косяк бы дверной не ударил!

      Как исполнилось малому пять годков – взялся он бегать с деревенским дурачком Телей. Завздыхала добрая мать:

      – Ах, не пропал бы сынок, не потерялся бы с улицы. Защиплют его гуси, закусают собаки.

      И болело ее сердце, когда не видела сынка под окнами.

      Летом, когда ласточки принялись носиться над пыльной дорогой, скрепя сердце, сказала:

      – Бери, Алешенька, узелок, ходи на дальнюю горку, там батька твой пашет – отнеси ему пообедать сальца да хлебушка! Отец наш еды дожидается.

      Алешка убежал, кинул в траву узелок, а сам играл с дурачком, заставляя того скакать на четвереньках, – оседлав Телю, помахивал хворостинкой. Время к вечеру – Алешка вспомнил об узелке, содержимое съел, а губы дурачку салом намазал.

      Возвратился голодный батюшка:

      – Что, жена, не пришла сама, не прислала сынка на горку?

      Плут тогда захныкал, принялся тереть глаза:

      – Бежал я, бежал, дурачок меня толкнул в овраг, пока поднимался, Теля все съел – вон у него губы салом намазаны!

      Мать взялась отцу ахать:

      – Накажи дурачка, он сынка обидел. Отец рассердился, закричал глупому Теле:

      – Чтоб духу твоего здесь не было! Тот испугался, со всех ног убежал.

      На следующий день позвала мать сорванца:

      – На-ко, сынок, отнеси еды отцу. Дурачка-то нет, батька его