Ржавые листья. Виктор Некрас

Прозор.

      Голос был тот самый. Женский грудной голос, привыкший не только просить, но властно распоряжаться. Чародей только наклонил голову, утверждая то, что и так можно было понять.

      – Хорош, – прогудел насмешливым басом один из мужчин, высокий и жилистый, с чупруном светлых волос на бритой голове. – Кого-то он мне напоминает…

      – Своего отца, кого же ещё, – холодно обронил второй, низенький лысый колобок с густой бородой. Волчара даже ощутимо кольнуло этим холодом. И тут он разозлился. Терпеть не мог, когда при нём про него говорили, будто про товар. Не раз за такое на беседах носы на сторону сворачивал парням с Горы, что любят похвалиться длинной, как крысиный хвост, чередой предков. От злости витязь вспомнил, что это они хотели с ним повидаться, а не он с ними, и несколько обнаглел. Как и у Прозора в избе, без приглашения уселся на вторую, низкую, лавку, закинув ногу на ногу, и принялся вызывающе разглядывать Четверых. Особенно долгим взглядом остановился на женщине. Собственно, поглазеть было на что, хоть лицо её и было укрыто под скуратой. Обе рубахи, тёмно-зелёная верхница и белая исподница, край которой можно было видеть из-под верхницы, цветная бело-красно-чёрная понёва и голубая свита (всё недешёвого тонкого сукна и льна, с богатой вышивкой) плотно облегали её фигуру, приковывая не только Волчаровы взгляды. На его взгляд, ей вряд ли было больше двадцати трёх лет, то есть, витязя она была старше ненамного.

      – Полегче, Волчар, – заметив его взгляд, угрожающе проворчал первый, тоже в недешёвой одежде – серая свита, вышитая рудая рубашка и тёмно-серые порты, тоже с вышивкой, серебряная гривна на шее. Некрас про себя порешил называть его Витязем – за чупрун. Дураку ведомо, что на Руси такие чупруны носят только знатные вои – витязи и гридни. На гридня он не тянул – молод слишком, вряд ли ему было более двадцати пяти – двадцати восьми.

      Витязь не ответил, продолжая молча их разглядывать. Второй, Колобок, под его взглядом недовольно заворочался. Этот явно не вой, скорее купец-горожанин или ремесленный староста какой, хоть и тоже одет не бедно, почти так же как и Витязь, только рубаха не рудая, а жёлтая.

      Третий, высокий и худой, с тонкой бородой и стрижеными в кружок волосами, в дорогой рубахе грецкого шёлка и синей свите поверх, глядел в прорези скураты холодно и пронзительно. Жёсток. Но на гридня тож не тянет. Боярин? Пусть будет Щап, – подумал витязь насмешливо.

      Может статься, он кого-то из них даже и знал. Особенно женщину, – у Волчара крепло неотвязное ощущение, что он её где-то уже видел и неоднократно.

      – Дерзок, – холодно обронил Щап. – Не знаешь, с кем говоришь, щеня.

      – Да где уж мне, – с наиболее возможной насмешкой ответил витязь, едва сдерживаясь, чтобы не выплеснуть клокочущую злобу. – Ты ж за скуратой спрятался, где мне узнать, что ты за боярин такой. Да и на хрена ты мне сдался вообще?

      Щап разгневанно чуть приподнялся. Пожалуй, это выглядело бы даже грозно. Для его холопов – Некрас всё больше утверждался в мысли, что это боярин, навыкший зыкать