Кровосмешение. Андрей Юрьевич Агафонов

нагибается к столу с плащом на руке и говорит предводителю в лицо:

      – Я знаю.

      Глава 5. Отчитка

      По главной городской улице движется колонна. Из репродуктора ползущего за колонной автофургона несутся искаженные до неузнаваемости песни советских лет. Крупным планом – армейские ботинки, полы священнической рясы, гриндерсы, туфли на стоптанных каблуках. Над колонной развернуты плакаты: «Всех не сожрете!», «Нет – фашистской темной нечисти!», «Губернатор! Ты за народ или берешь у народа в рот?», реют красные, желто-синие и черно-бело-желтые флаги.

      У некоторых в руках – обрезки труб, стальные прутья.

      В колонне – бывший мент Алексей Крылов с семьей, миловидной женой-блондинкой и двумя мальчиками. Глаз у Алексея заплыл, половина лица багровая, но двигается он довольно бодро.

      На перекрестке, поджидая колонну, стоит цепочка «терминаторов» с щитами и дубинками.

      – Вот этого парня возьми, – говорит оператору Алена Ахматова, показывая на Крылова. Тот приближает изображение. Съемка ведется с третьего этажа одного из правительственных зданий.

      – Для кого снимаем-то? – бурчит оператор.

      – Для будущего.

* * *

      В проеме двери образуется сияние, в сиянии угадывается фигура в священном облачении.

      – Отец Владимир! – радушно поднимается из-за стола хозяин кабинета и жизнерадостно целует протянутую руку служителя культа, после чего крепко пожимает ее: – Ну здравствуй, Сережа. Как работается?

      – Спасибо, Василий Юрьевич, с Божьей помощью.

      Оба садятся в низкие кресла.

      – Скажи, Сережа, что ты думаешь о бесах?

      – Нам не положено, – коротко регочет отец Владимир.

      – Я серьезно. К тебе бесноватые приходят?

      – Полно. Бешенство матки, в основном.

      – А есть такие, про которых непонятно, люди они или… нет?

      – А кто же еще, Василий Юрьевич?

      – Ты, я смотрю, материалистом заделался. А здесь был мистиком.

      – Простите. Но я правда не понимаю.

      – Пойдем. Покажу тебе кое-кого. Поймешь.

* * *

      Древняя «девятка» притормаживает рядом с тротуаром, водитель – неприметный молодой человек – сигналит идущей мимо девушке. Та оглядывается, вздыхает, неуверенно идет к машине.

      Пацан лет десяти звонит в дверь, ему открывает парень постарше.

      – Мать ушла, я перелезу?

      – Ну лезь, – пожимает плечами парень.

      Колонна демонстрантов подходит вплотную к ОМОНу. Младший Крылов юркает между ног омоновцев.

      – Дима, стоять! – орет Крылов. Омоновцы начинают озираться. Несколько демонстрантов бросаются на оцепление с оружием.

* * *

      Отец Владимир, в полном облачении, с большим позолоченным крестом в правой руке, стоит перед Мамедовым, прикованным к сооружению, напоминающему крест. Мясника трудно узнать – он смертельно бледен, кожа на лице висит лохмотьями, но глаза горят лютым огнем.

      Царю Небесный, Утешителю, Душе истины… – начинает о. Владимир.

      Пацан, перелезающий с балкона на балкон, хватается рукой за перила, напарывается на гвоздь, вскрикивает и летит вниз. Впустивший его сосед сидит в наушниках