Ласковый ветер Босфора. Ольга Покровская

с импозантными седыми висками тогда даже ездил с их веселой театральной компанией ужинать, снова и снова восхищался Катиной постановкой и твердил, как здорово было бы однажды поработать вместе. Она, разумеется, не приняла его слова всерьез – мало ли что говорится на таких залихватских постпремьерных попойках – и, как показала практика, вообще напрочь выбросила это знакомство из головы.

      Однако же теперь, когда воспоминание о том вечере всплыло в голове, ситуация с письмом начинала видеться в ином свете. Не то чтобы Катя разом поверила в реальность поступившего предложения, однако сам факт того, что Мустафа Килинч действительно существовал, а не был выдумкой какого-то искрометного шутника, заставлял задуматься.

      Преисполняться надеждами было страшно. Как легко было бы сейчас поверить в то, что шанс действительно есть, что проект существует, и ее участия в нем ждут, а потом снова с размаху удариться всем телом о каменную стену. Собрать себя по кускам во второй раз Катерина бы уже не смогла, что уж там, ей и в первый раз не слишком хорошо это удалось. И все же выбросить все из головы, удалить письмо, жить дальше, как будто бы ничего не происходило… Это значило бы бесконечно задаваться вопросом: «А что, если все было правдой?» Что, если судьба давала ей способ вернуться в профессию, снова ступить на сцену, снова почувствовать себя нужной, занимающейся любимым делом? Ощутить восторг и упоение от соприкосновения с искусством, наполнить жизнью сухие строчки, воплотить живущие в душе образы? Что, если она могла получить все это, но испугалась, сама выпустила из рук счастье?

      Несколько дней она не спала, металась по квартире, снова и снова перечитывала письмо. Выпить хотелось мучительно, но Катерина держалась, понимая, что, если шанс, пусть иллюзорный, пусть мелкий, действительно есть, нельзя угробить его собственными руками, явившись на встречу с турецким продюсером в узнаваемом состоянии давно и плотно пьющего человека. Нет, ни в коем случае нельзя было срываться.

      В конце концов она все же ответила на письмо – достаточно лаконично, без излишних восторгов согласившись на встречу, но пока не давая никакого ответа насчет проекта в целом. И в назначенный день, отправляясь в ресторан, где должен был ждать ее Мустафа, Катя внутренне готовилась к тому, что навстречу ей выскочат какие-нибудь гогочущие бывшие коллеги, и все происходящее все же окажется жестоким розыгрышем. Однако мужчина, поднявшийся ей навстречу из-за стола, оказался именно тем человеком, с которым она познакомилась однажды парижским вечером.

      Катя узнала его чуть тяжеловатое лицо, печальные темные глаза в обрамлении черных ресниц, чересчур чувственные для таких резких черт губы, благородную седину на висках. Он поднес к губам ее руку – Катя успела смутиться отсутствию маникюра, однако продюсер, определенно заметивший ее неухоженный вид, и бровью не повел и продолжал держаться любезно и приветливо – и сказал прочувствованно, выговаривая английские слова с певучим турецким