Рядовой для Афганистана. Александр Елизарэ

у него прямо сказать был неважнецкий. Грустные и испуганные глаза, выдавали в нем солдата неудачника, задолбанного службой, обстоятельствами или несложившимися отношениями с товарищами по роте. Прапорщик что-то прошипел на него и тот судорожно принялся подтягивать свой ремень. Надо отметить, что туже было уже некуда. Солдат был похож на балерину с осиной талией.

      – А ведь прапор жестко стелет, – шепнул мне Витек.

      Потом прапорщик резко повернулся к нам, приблизился своим мощным сломанным носом к нашим лбам на расстояние ладони, поставленной вертикально, и стал вещать. Правильно было бы сказать – трещать будто заправский ворон.

      – Смир-на! К-ха! Бойцы! Вы находитесь в отдельном гвардейском, парашютно-десантном батальоне связи. Конкретно, во второй роте верблюдов!

      – Ха-ха! – отчего-то заржал я, но, посмотрев на бледного Витька, сразу замолк.

      – Вторая рота радистов переносных радиостанций – самая боевая в батальоне рота! – продолжил прапорщик. – Поэтому у нас больше всего награжденных и погибших смертью храбрых! Предупреждаю сразу, чтобы потом не было вопросов! Дураки и трусы погибнут в первую очередь, все остальные во вторую! Ясно, рядовые?

      – Ясно, – сказали мы без эмоций.

      Я хотел узнать у прапорщика, к кому относится он, но потом вдруг догадался и решил промолчать.

      – Меть вашу! – заорал прапор. – Отвечать по уставу! Заторможенные сперматозоиды!

      – Так точно! – крикнули мы разом и громко.

      Прапорщик недовольно почесал большие красные уши.

      – Издеваетесь, недоноски? Ни ча, воины, скоро посмотрю, как службу знаете.

      – Разрешите обратиться, товарищ гвардейский прапорщик? – спросил я, вытянувшись по струнке.

      – Ну-у! Рискни мочевым пузырем, молодой, – прапор подался всем телом вперед так, что я разглядел все морщины на его загорелом лбу.

      – А вы кто? Так, интересуемся, – схохмил я.

      – Чего? Ни хрена себе! Я, гвардии прапорщик Гаврюшов, старшина этой роты! И теперь я буду решать, где вы будете в ближайшие полтора года – в дерьме или в шоколаде! Ясно? – прокричал прапор на манер сирены.

      – Так точно, яснее некуда, – проворчал Витька.

      – Жертвы абортов! – рявкнул на нас прапорщик. – Сейчас мигом в роту, кубрик прямо и направо! Вам пять секунд, чтобы найти себе кровати, бросить шмотки, только на втором ярусе, и резко вернуться ко мне! Потом поведу вас на ужин, как маленьких мальчиков! Бегом, «духи»…

      Мы быстро зашли в кубрик, кинули вещмешки на не застеленные кровати, взглядом окинули тех, кто там находился и пулей выскочили в коридор.

      – Ночка будет веселой, – прохрипел расстроенный Витька.

      – Судя по началу, более чем, – подтвердил я. Но странное дело, мне было весело. Все идет по плану, мы остались в дивизии.

      Прапорщик выдал нам алюминиевые котелки, знакомые нам еще по полевым выходам в Каунасе. Мы тщательно вымыли руки и лица солдатским мылом в маленьком умывальнике, находившемся