Пленник гибнущего мира. Кирилл Валентинович Смородин

Центр комнаты занимал старенький журнальный столик. Скатертью ему служила газета с несколькими дырами и темными пятнами от еды. На ней стояла глубокая железная миска, в ее содержимом Андрей узнал давно остывший, наверняка уже затянутый пленкой, суп. Рядом, на куске серого хлеба, лежала грязная ложка. Еще один стол – побольше – находился под зашторенным окном. Он был завален бумагами, а в центре гордо возвышалась печатная машинка. Под столом ютились два трехногих табурета. Последним, что увидел Духов, была низкая незастеленная кровать, из-под которой выглядывал зеленый бок пластмассового ведерка. Для чего оно здесь – Андрей понял сразу. Почти тут же в ноздри влилась тонкая струйка запаха нечистот, и его замутило.

      Чем дольше он смотрел на комнату, тем сильнее чувствовал странную смесь жалости и… отвращения. Голову не покидала мысль, что он, молодой и полноценный парень, будущий корреспондент «Вестника» Андрей Духов, слишком чист для этого места. Он понимал, что думать так – подло. Но ничего не мог с собой поделать.

      – Так… Скажи, пожалуйста, у вас сейчас все журналисты такие медленные?! – сварливо осведомился Кагановский. Андрей посмотрел на него и увидел, что мутный взгляд писателя немного прояснился – от гнева. – Если ты и дальше намерен ворон считать, мы до полуночи интервью не начнем. Будешь уже что-нибудь делать или нет?! Я что, зря на встречу согласился?! – последнее он едва ли не выкрикнул.

      – Простите, – снова спохватился Духов. – Я просто… – мысли разлетелись, и он не смог объяснить, что это за «просто».

      Кагановский все так же недовольно смотрел на него. Пожевал губами, произнес:

      – Садись уже за стол. Предупреждаю сразу: угощать и уж тем более поить тебя не собираюсь. Я слишком долго живу один, чтобы помнить, что такое гостеприимство.

      Андрей кивнул, на цыпочках пересек комнату, выдвинул из-под стола табуретку и уселся. Та чуть качнулась, скрипнула ножками, но выдержала.

      Писатель кашлянул, развернулся и медленно, тяжело начал двигаться к окну.

      «Помогу ему», – решил Духов и встал.

      Кагановский отреагировал мгновенно.

      – Куда ты соскочил опять?! – рявкнул он.

      Выкрик пригвоздил Андрея к полу.

      – Я просто помочь вам хотел, – пролепетал он, глядя, как писатель, скорчив злобную рожу, продолжает путь к столу.

      – Не выдумывай! Кое-что я еще в состоянии делать самостоятельно! А теперь сядь!

      Духов покорно опустился на табурет.

      «Вот это попал! – подумал он, чувствуя частый и сильный стук в груди. – А ведь еще даже вопросы задавать не начал!..»

      Отчего-то вспомнилась универская историчка – госпожа Белогородкина, суровая и требовательная тетка. Сейчас она казалась ангелом – во плоти, в просторном бордовом платье и больших затемненных очках.

      – Потом решать будешь, кто ангел, а кто черт с рогами, – пробормотал Кагановский, останавливаясь возле стола. Он взялся за протез и со стуком положил пластмассовую руку на столешницу.

      Андрей аж подпрыгнул.

      «Что