Пленник гибнущего мира. Кирилл Валентинович Смородин

согласился на интервью.

      Это было вчера. Телефон писателя Духов нашел без труда. С дрожью в руках набрал номер, стал считать гудки. После восьмого в трубке защелкало, зашуршало, и Андрей услышал низкое и шепелявое: «слушаю».

      – Владимир Абрамович? – громко и четко спросил он, чувствуя, как сердце застучало в ребра.

      – Он самый, кто же еще? – недовольно отозвались в трубке.

      Душа Андрея от такого ответа ухнула в пятки. Но он собрался, представился, отважился назвать себя внештатным корреспондентом «Вестника»… И тут Кагановский перебил его.

      – Ладно, – резко, даже сварливо, сказал писатель. – Я согласен. Жду завтра к одиннадцати утра. Адрес знаете?

      – Э-э-э, – растерянно протянул Духов. – К со…

      Кагановский снова не дослушал – назвал свой адрес и, не прощаясь, повесил трубку. А Андрей отложил телефон и минуты три сидел, неподвижно глядя за окно. Перед глазами маячило лицо писателя: маленькие темные глаза, нос-клюв, тонкие кривые губы. В ушах все еще звучал его голос: низкий, каркающий.

      «Натуральный ворон, – Андрей отвлекся от воспоминаний – он дошел уже до третьего этажа. – И все-таки… Как он догадался, что я позвонил именно насчет интервью? Словно заранее знал – и время тут же назначил. Странный человек… Прав был Юрий Миронович, задание непростое».

      От последней мысли тяжесть в животе стала ощутимее.

      «Ничего, – успокаивал себя Духов. – Такое испытание в самом начале – это даже хорошо. Потом легче работать будет. Главное, сейчас сделать все, как надо».

      Квартира писателя располагалась на седьмом этаже. Андрей остановился у простой деревянной двери, выкрашенной темно-красным, с железным крючком для сумок и черным кругляшом глазка и взглянул на часы. Без четырех одиннадцать.

      «С богом», – сказал себе Духов и, не найдя звонка, постучал.

      Минуты две было тихо. Андрей свел брови, закусил губу и снова стукнул в дверь согнутым указательным пальцем – на этот раз чуть громче.

      – Да сейчас я! Сейчас! – тут же послышался шепелявый и каркающий голос писателя. От неожиданности Андрей вздрогнул. – Потерпи минуту!

      Из квартиры донеслись поскрипывание и шелест – странно знакомый: Духов в детстве любил кататься из комнаты в комнату на велосипеде, и колеса утюжили линолеум с таким же звуком.

      Наморщив лоб, Андрей осторожно приник к двери правым ухом. Звуки приближались. Спустя пару секунд послышался вздох. Потом щелкнул замок – Духов тут же выпрямился, – и дверь приоткрылась.

      – Толкай и входи, – шепелявый голос писателя и вновь шелест колес по полу.

      Андрей отворил дверь и, наконец, увидел Кагановского. Тот сидел в инвалидном кресле. Точнее – полулежал. Казалось, в теле писателя не осталось сил, а само оно таяло. Духов смотрел – и не мог избавиться от ощущения, что под белой рубашкой с редкими голубыми полосами нет ничего… Что толстые серые брюки скрывают пустоту…

      Но нет: на подлокотнике лежала левая кисть писателя – желтая и сухая, оплетенная толстыми сине-зелеными