Путилин и Петербургский Джек-потрошитель. Роман Добрый

вы находите эту страшную улику недостаточной для ареста преступника? – В голосе губернского Горона послышалась легкая насмешка.

      – Кто вам это сказал? Наоборот, я удивляюсь вашей превосходной прозорливости. Вы поступили для торжества правосудия великолепно, арестовав страшного преступника. Скажите мне теперь: девочка была действительно обескровлена?

      – О да! Таково заключение врачей. Вы сейчас ее можете увидеть. Ваш друг, известный доктор Z., – указал он на меня, – подтвердит вам это. Все ее тело в проколах.

      – Скажите: мать ее ни на кого не заявляла подозрения?

      – Ни на кого. Она – бедная вдова, у нее нет ни врагов, ни завистников.

      – Губерман, конечно, упорно отрицает свое участие в этом деле?

      – Ну, разумеется…

      – Вы не узнавали, откуда вдруг разнесся слух о похищении девочки евреями, о ритуальном убийстве? – быстро задал он вопрос.

      Великий сыщик встал и пронизал своего коллегу взглядом своих удивительных проникновенных глаз.

      – Вы спрашиваете: откуда взялся слух? Конечно, со стороны русских. На вокзале разыгрался почти скандал. Многие пассажиры были страшно возмущены и возбуждены против евреев.

      – Ну, вот и все, коллега. Спасибо. Вы будете так добры, не откажетесь сопутствовать нам с доктором по тем местам, куда мы сейчас поедем?

      – Что за вопрос, ваше превосходительство? Я так польщен… так горжусь вашим приездом, вашей гениальной помощью… Вы ведь не нам чета, простым смертным.

      Путилина передернуло.

      Этот редкий человек не выносил открытой, грубой лести.

      …Через час мы ехали по улицам Минска.

      Теперь уже совершенно ясно в воздухе чувствовалось приближение грозы. Увы, не благодатно-весенней грозы природы, а мрачной, братоубийственной.

      Что-то страшное, зловещее пологом нависло над городом.

      Большие толпы народа виднелись на Соборной площади, на улицах, но в этой толпе теперь мало, поразительно мало было видно евреев. Все магазины были наглухо закрыты ставнями.

      Доносился возбужденный гул голосов, слышались пьяные песни, звуки гармоник.

      Путилин был мрачен, как никогда.

      – А этого вы не видели? – сухо обратился он к губернскому Горону.

      И он указал на закрытые ставни одного из домов, на которых мелом были начерчены кресты.

      – А что это?

      – Это грозный предвестник погрома. Держу пари, этот дом с крестами – еврейский. Вы простите меня, но… по-моему, вы поступили очень неосторожно.

      – А именно? – обидчиво повернулся к великому сыщику толстяк.

      – Вы чересчур уж открыто, явно обнаружили убийство… с ритуальной целью. Тут, принимая во внимание страшность обвинения… пардон! Я хотел сказать – преступления, следовало соблюдать особую осторожность. В горючий материал надо осмотрительнее всовывать легковоспламеняющиеся вещества. Стой! – Путилин резко осадил кучера.

      Перед большой толпой простолюдинов стоял высокий человек в черной шинели и фетровой шляпе. Он, сильно