Путилин и Петербургский Джек-потрошитель. Роман Добрый

с молотка…

      – И много, я спрашиваю, таких, которые «сами себя разорили», благодаря знакомству с вами?

      – Много.

      – Не из евреев?

      – Нет.

      – Вы помните ваших русских клиентов всех хорошо?

      – Нет… Где же упомнить, господин Путилин?..

      – Но особенно лютых врагов знаете? С кем за последнее время вы имели столкновение из-за сведения денежных расчетов?

      Губерман начал, медленно обдумывая, перечислять фамилии.

      – Кто-нибудь из них грозил вам местью?

      – Ах, господин Путилин, это были обычные фразы о том, что я захлебнусь проклятым золотом, что мне отольются их слезы…

      Ростовщик схватился за голову и вдруг зарыдал.

      – Ай-ай-ай… – вырывалось у него с рыданием. – И правда это! Сбылось их проклятье… Золото, кажется, действительно и сгубило меня. Все бы теперь отдал за свободу, за то, чтобы снять с себя такое страшное обвинение.

      Путилин с сожалением поглядел на еврея.

      – А такого вы не знаете? – тихо спросил он у него.

      – Нет, что-то не помню…

      – Я вам опишу приметы его.

      И когда он описал эти приметы, получил тот же отрицательный ответ.

      – В ночь накануне обнаружения трупа в вашей выгребной яме вы не слышали подозрительного шума, лая собаки во дворе?

      – Может быть, и лаяла собака, не знаю. Мало ли когда она лает. Я нарочно ее приобрел, чтобы она охраняла двор.

      Путилин погрузился в раздумье.

      – Неутешительно, – пробормотал он, вставая. – Ну, прощайте, Губерман, а лучше – до свидания.

Домик с двумя окнами

      Когда мы подъехали к дому Губермана и вошли во двор, лицо Путилина было мрачно и темно, как и наступающая ранняя ночь.

      – Темное дело… темное дело… – бормотал он.

      Дом был опечатан. Собаки уже не было на цепи. Великий сыщик принялся за детальный осмотр двора.

      Он тщательно осмотрел выгребную яму, собачью будку.

      – Смотри, доктор, – обратился он ко мне. – Кто бы мог подумать, что евреи кормят собак костями от свиного окорока!

      Он держал, улыбаясь, большую обглоданную кость. Потом, подняв глаза вверх, посмотрел на забор.

      – Однако здоровый забор! Чуть не полторы сажени вышины. И с гвоздями наверху. Да, через такой не перескочишь!..

      Медленно, шаг за шагом он стал обходить его, пробуя каждую тесину.

      – Крепко… крепко… – шептал он.

      Вдруг его рука, которой он с силой надавливал забор, провалилась, и он слегка покачнулся, подавшись вперед.

      – Что с тобой? – бросился я к нему.

      – Ничего особенного. Одна доска в заборе оказалась оторванной. Смотри.

      Путилин нажал доску рукой, и она совершенно свободно выдвинулась вперед, держась на верхних гвоздях.

      – А ну-ка, не пролезу ли я в сие отверстие? – усмехнулся Путилин. – Попробуй и ты.

      Хотя и с трудом, но мы оба протиснулись и вскоре очутились по ту сторону забора.

      Перед нами было пустое место – не то поле, не то огород.

      Липкая, густая грязь – почва