39 долей чистого золота. Анна Александровна Кудинова

от любопытства.

      – Нет. Эх, на самом интересном месте, что там дальше?

      Таня перелистнула страницу:

      «Прошло две недели с тех пор, как мне сделали вторую операцию, но я все еще продолжаю лежать на спине, а моя нога подвешена чуть выше головы к толстой хромированной трубе, пролегающей, словно поручень, вдоль всей койки. Я смотрю на нее и вижу свое отражение: волосы торчат в разные стороны, нос огромный, как у клоуна, а глаза пустые, словно колодцы, одиноко стоящие посреди пустыни. Меня привезли, прооперировали, я лежу тут – в палате для живых людей, за мной ухаживают, кормят, навещают, и никтоникто не замечает самого главного – я уже умерла. Да, в тот самый день, в том самом месте, в то самое время, когда огромный несущийся поезд разрезал своим оглушительным протяжным гудком мою жизнь пополам… Это обусловлено не тем, что теперь мне придется учиться ходить, а совсем другими факторами. Я твердо решила, что никогда не напишу больше ни слова о своем прошлом и будущем, все будет только в настоящем времени. Я буду жить только настоящим, иначе у меня просто ничего не выйдет».

      – Ты понял чтонибудь? – спросила Таня.

      – Видимо, ее переехал поезд, и это ее трагедия.

      – Как жаль ее.

      – Давай дочитаем, а потом будем жалеть, жизнь ведь порой преподносит нам совсем неожиданные сюрпризы.

      – Со мной такого не бывало. «У меня все сюрпризы были трагичными», – сказала Таня и погрустнела, погрузившись на минуту в свои воспоминания.

      – Смотря, как к этому относиться. Я вот встретил тебя и очень рад, – разоткровенничался Виктор.

      – Встретил? Хммм, это так называется разговор через стенку? Ты даже не хочешь взглянуть на меня.

      – Послушай, иногда ты очень прямолинейна, мыслишь неординарно, ты ведь сама борец за это, может, мне вовсе не надо смотреть на тебя, чтобы увидеть.

      Таня задумалась, опустила голову вниз и, опираясь руками в пол, поменяла положение ног.

      – А где твой отец? Он жив?

      – Мой отец был воррецидивист, имевший слабость к ювелирным изделиям. Он искусно обчищал магазины, раз за разом увеличивая себе срок. В последний раз, когда он попался, его добычей стал всего лишь сервиз из мельхиорового серебра, который он украл, чтобы задобрить очередную жертву – точнее, женщину, но, к сожалению, не успел даже дойти до ее дома, как его повязали. Этот сервиз стоил ему жизни, потому как его форма туберкулеза никак не хотела уживаться с ним в тюремной камере и начала быстро поглощать остатки его легких, словно ворона, клюющая мертвую плоть.

      С нами отец жил всего три раза по несколько месяцев, и, увы, я мало что могу вспомнить о нем хорошего.

      Я помню лишь, как звенели золотые побрякушки, и запах металла, раздражавшего мой чуткий нос, когда мама сажала меня за обеденный стол. А все остальное я знаю только из маминых рассказов, поэтому могу смотреть на их отношения только ее глазами. Моя мама, по ее собственным словам, была очень красивой девушкой, и за ее внимание всегда боролись несколько человек сразу, видимо, это и помешало ей устроить свою жизнь нормально, ведь выбор – это своего