Слой. Евгений Прошкин

Матвеич… добрый доктор мозгоклюй.

      – Эту передачу повторяют? – спросил он.

      – По выходным. Там самые крутые происшествия. Во сколько, не помню. Надо программу посмотреть.

      Известный писатель Валуев… Хоть бы на секунду раньше!..

      – Эй, ты книжки читаешь?

      – Иногда, а что?

      – Этот Валуев…

      – А, у него детективы.

      – Зовут его как?

      – Сейчас, погоди…

      Девушка вошла в комнату: в одной руке нож, в другой луковица.

      – Щас, щас… – она потерла локтем нос и обрадованно вспомнила: – Иван. Иван Валуев, во!

      – Молодец. Иди готовь дальше, – распорядился Пётр.

      Валуев Иван Тимофеевич. Не самое редкое сочетание, притом что еще неизвестно, был ли казненный Тимофеевичем. А может, и не казненный. Не-е-е… Что-то подсказывало: к Валуеву приходил не грабитель. Его убили по приговору Народного Ополчения. Кто-то водит пальцем по черному списку и ставит крестики. Это значит – он не один. Значит, нужно искать.

      – Эй, как тебя? Ты про Нуркина ничего не слышала?

      Петру хотелось иметь третий труп из списка. Три – уже не совпадение.

      – Не-а.

      – Я отлучусь ненадолго. Если смоешься и оставишь меня без супа и без ночлега…

      – Не переживай. Куда я денусь из подводной лодки?

      Про лодку она хорошо. Пётр перебрал знакомых – самым подходящим был Костя Роговцев. Как раз из бывших подводников. Перст судьбы получается. Если он найдет Константина…

      Пётр постучал по деревяшке. Найдет… Кого-то из Ополчения… Он в это не верил.

      Остановившись перед Костиной квартирой, он долго собирался с духом. Если и здесь не то… Тогда всё, больше у него никого нет. В принципе, было еще несколько человек, но с ними связываться не хотелось. Не проверенные, из последнего призыва. Те, кто не по убеждениям, а ради славы. Он и раньше отказывался брать их в сотню, а теперь и вовсе не рискнет. Только Костя. Он один остался – из настоящих, из своих.

      От волнения звонок вышел робкий и прерывистый. Пётр собирался нажать еще раз, но не успел – дверь открыли. Женщина. За тридцать. Некрасивая. Не обаятельная даже – так, лохудра какая-то.

      Женщина поправила немытые волосы и вопросительно посмотрела на Петра.

      – Я вас слушаю, – сказала она, и из-под ее верхней губы вылез черный гнилой зуб.

      Сестер у Кости не было. А спать он с такой погнушается.

      Не говоря ни слова, Пётр развернулся и пошел вниз. Спустившись на два этажа, он вдруг обозлился – на весь мир и на себя лично.

      «Что за сопли, – подумал он, стукнув себя кулаком по бедру. – Что за кисельные берега? Костю не нашел? А откуда ему взяться, если всех убрали? Его, небось, в первую очередь. Он же был самый лучший. Ну, почти. Кроме меня. Да, кроме меня, – самый. И при этом надеяться, что его не тронут? Держи карман!»

      Пётр вызвал лифт и нанес пару ударов в пустоту. Ххук! Ххук! Обложили, да?! Эксперимент продолжается?! Ла-адно. Будет вам эксперимент.

      Мозг переполняла звериная отчаянная ярость, мышцы подрагивали и зудели. Появилось желание