Слой. Евгений Прошкин

      Тоннель всё не кончался.

      Переднее колесо скрипело и притормаживало, от этого каталка стремилась развернуться и чиркнуть о правую стену. Санитар матерился и сбивался с шага. Не будь у него за спиной сопровождающих, он бы не спешил.

      Роговцев лежал с закрытыми глазами, но почему-то видел всё: уставшего санитара, бесконечность голубого кафеля и стойку с перевернутой бутылью. Из нее по желтоватой трубочке что-то текло – и втекало прямо в него. Тела Роговцев не чувствовал.

      Каталку завезли в лифт, и сопровождающие встали по обе стороны. Черно-красные береты. Гвардия Чрезвычайного Правительства. Лучше бы он умер сразу.

      По мере того, как кабина поднималась, стал слышен треск на улицах – похоже на лесной пожар. Это и был пожар. Москва горела третий месяц. Дома, кварталы и целые микрорайоны переходили из рук в руки, от них мало что осталось, но их символическая ценность во сто крат превышала материальную. Война шаталась по городу как слепой бродяга: сегодня она была в Кунцево, а завтра могла оказаться в Черемушках.

      Но завтра будет уже без него. Роговцев знал, что не выживет. Если его и заштопают, за дело возьмется следственная группа, а они потрошат почище фугаса.

      Санитар лязгнул раздвижной перегородкой и вытолкнул тележку в коридор. Их уже ждали. Сосредоточенная женщина взяла у гвардейца какие-то бумаги, а мужчина в зеленом халате покатил Роговцева дальше. На этом этаже было много народу, но еще больше – дверей.

      Реанимация? Зачем? А если он не выдержит допросов? А сейчас так хорошо… тела почти нет. Оно стало ненужным. Дотянуться бы до желтой трубочки и незаметно пережать…

      Роговцева ввезли в большую светлую комнату и переложили на стол. Он разглядел лица врачей и с тоской понял: его спасут.

      «Помогите, – бессильно подумал Роговцев. – Помогите мне уйти».

      – Не знаю, – сказала женщина гвардейцам. – Пятьдесят на пятьдесят.

      Сбоку что-то зашелестело. Потом звякнуло. Голоса поплыли разведенной акварелью. Роговцев мотнул головой и, не открывая глаз, увидел столик с сияющими инструментами. Рядом колыхалась невыносимо яркая оранжевая шторка.

      Часть 1

      Прорыв

      Глава 1

      Оранжевый цвет Константин не любил – возможно, из-за аллергии на цитрусовые, поэтому, увидев девушку в оранжевом, нервно погладил щеку и поспешил к лифту.

      – Ой, подождите, подождите, – крикнула она, торопливо выдергивая ключик из почтового ящика.

      Звук получился неприятный, какой-то реберный, да и голос у девицы был не ахти. Оранжевый голос.

      Наверху что-то грузили, и на второй лифт надеяться не приходилось. Константин посторонился, пропуская девушку в кабину, и та инфантильно сообщила:

      – Мне на восьмой.

      От оранжевой невыносимо перло дезодорантом и сигаретами – кажется, хорошими, но поскольку Костя не курил, хорошие сигареты его раздражали не меньше, чем плохие. Он ткнул пальцем в кнопку «8» и постарался не дышать, но вскоре сдался. Переступив с ноги на ногу, девушка с нарочитым интересом принялась просматривать почту. Пачка рекламного хлама громко шуршала и воняла типографской краской. Среди разнокалиберных листовок торчала бесплатная «Центр-плюс» – Константин и сам получал такую же. Вместе с другими жильцами он кидал ее прямо на пол, пока уборщица не додумалась поставить в углу картонную коробку.

      Девица глухо кашлянула и опустила руки по швам. На маленькой острой груди топорщилась виниловая аппликация «DOLCE & GABBANA» – Костя попытался вспомнить, что это значит, но ему, как всегда, не удалось. Да он особо и не надеялся.

      Нижний край оранжевой кофточки обрывался в десяти сантиметрах от тугих атласных брюк, оставляя неприкрытым плоский загорелый живот. Константин невольно покосился на ее пупок, но заставил себя отвернуться.

      Из лифта они вышли вместе. Девушка с сомнением посмотрела на Костю и остановилась у двери с овальной табличкой «30».

      Не надо тебе сюда, чуть не вырвалось у Константина. Не надо, девочка, ты ведь не отсюда.

      Почувствовав, что мужчина не двигается, она отчаянно вдавила звонок.

      Жаль девчонку.

      С той стороны тихонько брякнули – в выпуклом глазке на мгновение появилась ярко-желтая точка. Затем щелкнул замок, и за открывающейся дверью сказали:

      – Привет, Надюш, хорошо, что зашла. Передай маме…

      Константин выдернул лезвие, и оранжевая кулем повалилась куда-то набок. Женщина в старом спортивном костюме завороженно смотрела на девушку и по-настоящему испугалась лишь после того, как голова Надюши стукнулась о шахматную плитку пола. Костя перехватил нож рукояткой вперед и резко ткнул им женщину в зубы – чтоб не кричала. Потом затащил оранжевую в квартиру и, прикрыв дверь, спокойно спросил:

      – Морозова? Ирина Иванна?

      – Кто вы?.. Что вы?.. – просипела она, надувая кровяные пузыри.

      Константин глянул в глазок и, убедившись, что на площадке никого нет, ударил женщину