На излёте, или В брызгах космической струи. Анатолий Зарецкий

училища мне удалось ненадолго задержаться, пропустив торжественное шествие метров на пятьдесят вперед. А когда семейство остановилось, чтобы меня подождать, сделал вид, что завязываю шнурок, и махнул рукой, чтобы меня не ждали.

      И вот я вошел в нишу и с трепетом замер там, где много лет назад стоял рядом с Людочкой. Я закрыл глаза, вспоминая те далекие события – тот самый первый день нашего счастья. И мне вдруг показалось, что чувствую легкое прикосновение прохладной и слегка дрожащей руки любимой.

      – Тебе холодно? – вдруг услышал свой юношеский голос. Я стоял, не двигаясь, опасаясь спугнуть это наваждение. Волшебное прикосновение любимой вызвало во мне ответную дрожь и невероятное ощущение реальности происходящего. Я ничего не видел, но неожиданно почувствовал себя совсем как тогда – много лет назад, когда рядом действительно была моя любимая Людочка, смущенная нашей невольной близостью в таком тесном для нас двоих пространстве.

      А потом, как и в тот день, развернулся и встал так, чтобы заслонить мою драгоценность от дождевых брызг. Как завороженный, я стоял, закрыв глаза, опасаясь, что все исчезнет.

      – Ты согрелась? Моя курточка с удовольствием обнимает тебя, – вновь слышал те слова, которые произнес здесь когда-то, давным-давно.

      – Людочка, – вдруг тихо позвал мой голос.

      – Что? – так же тихо спросил голос любимой. Я вздрогнул и неожиданно для себя вслух повторил юношеское признание в любви:

      – Людочка, ты – моя Джульетта.

      – Я не Джульетта. Я – Людочка, – прошептал в ответ голосок любимой.

      И вдруг, совсем как наяву, ощутил на себе взгляд ее удивительных глаз «чайного цвета». На мгновенье показалось, что юная живая Людочка действительно здесь, рядом, и она смотрит на меня тем самым, что и тогда, в юности, любящим взглядом.

      «Этого не может быть», – подсказывал разум, – «Пусть все останется так навечно, даже если для этого надо сойти с ума!» – кричали взбудораженные чувства.

      – Лю-ю-дочка. Нет, ты не Джульетта. Ты – моя Лю-ю-дочка, – независимо от меня тихо произнес мой голос, а я уже не понимал, видение это, или все происходит на самом деле.

      «А здоров ли я?» – успело промелькнуть в воспаленном воспоминаниями сознании, прежде чем услышал откуда-то издалека, словно из другого мира, недовольный голос жены: «Толик! Ну, где ты там застрял? Догоняй скорей!»

      Все. Наваждение исчезло.

      Никогда и ни с кем больше близко не подойду к тем местам, которые, мне кажется, до сих пор хранят память о нашей с Людочкой юности, о нашей большой любви.

      Я подошел к семье разбитым и потерянным. Мне больше ничего не хотелось, кроме как вернуться домой, и уснуть.

      – Что с тобой? – минут через пять моего сплина спросила жена.

      – Голова разболелась.

      – Надо меньше пить, – выдвинула она свое видение моей проблемы.

      – У папы головка болит. Он пить не хочет, – внезапно поддержала меня моя доченька.

      «Похоже,