Солдаты космической войны. Андрей Геннадиевич Демидов

беспилотники сбивают сейчас наших парней во второй капсуле, а мы ничего не можем сделать! – горестно закричал Маклифф, поднимая голову вверх, словно ожидая увидеть заходящий для удара истребитель, но небо было спокойным.

      – Они атакуют контейнер Гофмана! – произнёс хмуро Дыбаль.

      К паре голосов лётчиков присоединялись ещё несколько возбуждённых голосов. Иногда переговоры теперь заглушалось трелями срабатывающих самолётных систем опознавания и помехами.

      – Они сейчас собьют Эйхбергера! – сказал, оскалившись, Уайтгауз.

       Кровавая корка на его лице треснула, и кровь полилась ручьём по подбородку.

      – Южно-американский союз нейтрален, они соблюдают нейтралитет! Надо включить аварийные позывные и передать им что происходит, потребовать прекратить огонь! – продолжил кричать Маклифф, потрясая флягой с водой, – варвары, почему они обстреливают спускаемый аппарат? На контейнерах нет опознавательных знаков, но оранжевые парашюты, это международный стандарт цвета для космических устройств. Почему они не пытаются разобраться, что перед ними?

      – Всё! Они сбили ракетой контейнер с немцами! – воскликнул горестно Дыбаль, отрывая от уха передатчик, и стал долго и непонятно ругаться по-русски.

      – Сволочи! – в отчаянии крикнул Маклифф, грозя кулаком в небо.

      В этот момент застонал фон Конрад. Маклифф наклонился над ним и спросил уже тихо:

      – Чего тебе, дружище? Воды? Болеутоляющее?

      Из-за множественных ушибов, микротравм, суставы фон Конрада распухли, лицо было пунцовым, белки глаз красными. Он постоянно терял сознание, а частота и наполняемость пульса были у критической отметки.

      Когда перед приземлением контейнер с фон Конрадом, Уайтгаузом, Маклиффом, Дыбалем и Айдемом, выпустил щит аэродинамического торможения, спуск из баллистического, превратился в планирующий. Началась тряска, словно они съезжали по лестнице граней пирамиды Хеопса. Возник нагрев стенок контейнера больше допустимого. Через тридцать секунд падения в атмосфере со скоростью 1000 миль в час, титанопластовая прокладка у кольца запора люка разуплотнилась и температура поднялась к критической отметке в 400 градусов по Фаренгейту. Ткань скафандров начала размягчаться, системы кондиционирования продолжали работать чудом. Плавился пластик, тлела теплоизоляция, горела пыль. Это был конец. Потекли секунды длиной в вечность. Маклифф скрипел зубами от злости, и говорил, что прожил не зря, и что он разработал много первоклассных систем контроля для различных интеллектуальных и самообучающихся компьютерных систем, и что он успел написать пособие по эмоциональному общению с компьютерными системами, имеющими искусственный интеллект. Он придумал и пробил через комиссию NASA датчик накопления энергии, отражённой от Луны, и спектральный анализатор орбитальной пыли. Маклифф клялся, что ему всегда нравились такие парни как Уайтгауз и Дыбаль, и, если он иногда злился, так это только для пользы дела. Он говорил, что любил только двух женщин – свою мать,