Смертный приговор. Андреас Грубер

помотал головой.

      – Насколько нам известно, нет.

      – А до этого он уже убивал?

      – Предположительно, нет.

      – Однако эти фотографии напоминают мне… – Тина умолкла.

      – Да? – Снейдер подошел ближе.

      – То, как скомпонованы тела и пришиты друг к другу, напоминает мне серию убийств из восьмидесятых. Я тогда еще не родилась, но помню, что несколько лет назад читала об этом статью.

      – Йохан Белок, – подсказал Снейдер.

      По аудитории прокатился гул. Теперь некоторые начали припоминать. Сабина тоже вспомнила. Белок был лейпцигским детским врачом и одновременно сумасшедшим, который в восьмидесятых годах изувечил много людей в собственных домах. Но самостоятельно Сабина до этого не додумалась бы – она не была такой помешанной, как Тина, которая, очевидно, интересовалась подобными вещами в частном порядке.

      Снейдер остановил диашоу и открыл с помощью пульта дистанционного управления другой документ. Это были потускневшие цветные снимки мест преступлений, которые со временем немного пожелтели.

      – Мартинелли?

      Тина прочистила горло.

      – Я считаю маловероятным, что Белок после стольких лет снова активизировался.

      – Я тоже, – отозвался Снейдер. – Белок уже пятнадцать лет сидит в отделении строгого режима исправительного учреждения в Вайтерштадте.

      – Я склоняюсь к подражателю, – продолжила Тина. – Прослеживается очевидная эскалация по отношению к преступлениям Белока. Возможно, даже вызывающая беспокойство у самого преступника.

      Снейдер прошел к своей кафедре.

      – Первое важное замечание сегодня! А также причина, почему БКА взялось за это дело. Белока схватили в ГДР и пятнадцать лет назад перевели в Вайтерштадт.

      Сабина знала эту тюрьму особого строгого режима. Она находилась в сорока километрах к югу от Висбадена.

      Снейдер хрустнул пальцами.

      – Майкснер, продолжайте вы!

      Блондинка поднялась.

      – Соседи сообщили, что видели световые вспышки за опущенными жалюзи берлинской виллы. Я полагаю, что это были не выстрелы из пистолета, а вспышки фотоаппарата. – Она покосилась на Снейдера, который смотрел на нее безо всяких эмоций. – Преступник фотографировал свое произведение.

      – Зачем фотографии? Почему он не снял видео? – спросил Снейдер.

      – Метаморфоза семьи на диване, в обрамлении красной бархатной шторы, производит впечатление картины, написанной маслом. Фильм же – это нечто подвижное, поэтому он выбрал фотографию.

      – Почему ему недостаточно собственных воспоминаний? – не отставал Снейдер.

      – Потому что он… – замялась Майкснер, – хочет рассматривать фотографии и переживать деяние снова и снова?

      – Неверно! Мартинелли?

      Тина ни секунды не колебалась с ответом:

      – Потому что он хотел поставить себя на место Белока и понять, что бы тот почувствовал, увидев в газете фотографии своего усовершенствованного творения.

      – Вот