Легенда о Пиросмани. Валериан Маркаров

Сона, что женщины купцами не бывают. Это мужское дело… коврами торговать…

      – Ай молодец, Никала! – вмешалась Анна. – Как хорошо сказал! А ты, красавица, слушай нашего Никалу. Он плохого не посоветует!

      – И никакая я не красавица, мама. Меня девочки с улицы вчера уродкой обозвали, – вдруг вспомнила она и грустно взглянула на обоих – Анну и Нико. Она, говоря откровенно, писаной красавицей никогда не была, видимо, породой своей пошла в отца.

      – А что красота, Сона-джан? – успокаивала её мать. – Красота – тьфу, хеч! Главное – ты умная. Вот научим тебя читать-писать и считать, посмотрим потом, у кого жизнь счастливее сложится, у тебя или у тех дурочек!

      В этот момент в комнату шагнула Кеке в своём длинном, сильно приталенном платье из атласа зелёного цвета, с плотно облегающим лифом, отделанным бисером и золотой тесьмой. Пояс на её платье был из шёлковой ленты, а широкие его концы, богато расшитые золотом, спереди опускались почти до пола. На голове у Кеке – картонный ободок «чихти», обтянутый шёлковой тканью. Под ободком этим вуаль «лечаки» из тончайшей марли, закрывающая густые косы. Поверх головного убора, выходя из дома, она, женщина замужняя, накидывала большой шёлковый платок «багдади» или «чадри», в которые, отдавая дань традициям, закутывалась с головы до ног, оставляя открытым только лицо. А ноги её, длинные и стройные как у всего Калантаровского рода, включая престарелую и добрую душой Эпросине-ханум, оставленную в шулаверском имении в компании с нардами, были облачены в «коши» – туфли на высоком каблуке с загнутым вверх носком, без задников и из яркого бархата.

      – А вот и наша Кеке явилась! – объявила Анна. – Где ты ходишь, сестра?

      – На Мейдан ходила. Курицу хотела купить большую. – объяснила эта «законодательница моды», сверкая неизменными своими украшениями из бриллиантов на ушах, шее и пальцах. – Да вот, кажется, вместо курицы мне петуха старого продали. Торгаш хитрющим оказался. Говорил сладкими речами:

      – «Красавица, мимо моих кур не проходи. Что хочешь из них выйдет – чахохбили, шкмерули или отменный сациви».

      А я – ему:

      – «Твоя курица больше похожа на петуха голландского».

      – «Э-э-э, почему так говоришь, красавица? Какой еще петух? Обижаешь честного человека. Не хорошо!»

      – «А почему тогда у твоей курицы гребешок на голове?! И такие пёстрые перья!»

      – «Не понимаешь, что-ли? Это же модница-курица! Любит украшения. Как ты…»

      – Ничего, – утешала её спокойная и рассудительная Анна. – Из старого петуха тоже можно сациви сварить. Главное, сунелибыли бы хорошие… Уверена, что Башинджагяну понравится. Не ел он настоящий сациви с тех пор, как покинул Тифлис для учёбы в Петербурге.

      Ближе к вечеру пришёл художник, позвонив в колокольчик у парадной двери. Чёрный костюм, красивые волосы, борода и усы, и, что особенно бросалось в глаза – это его глубокий и задумчивый взгляд. Он скромно вошёл в дом и коротко представился, при этом галантно кивнув головой и протянув для рукопожатия свою крепкую ладонь