Легенда о Пиросмани. Валериан Маркаров

да что ты говоришь? а, ну конечно! как же это мне сразу на ум не пришло!». Подмечает внимательный сосед даже то, чья жена и когда… ходила… душной тифлисской ночью… расфуфыренная… поливать цветы! А цветы, несмотря на такую заботу, отчего-то не политые стоят месяцами и вянут…

      Жизнь била ключом в этом мирке. То и дело разносилось с первого яруса:

      – Ануш, бала-джан, поднимись к мадам, постучись культурно, спроси который час.

      – Мама, потерпи, сейчас наш Арсен придёт, будет кричать «яйца, свежи яйца!», значит ровно 10 часов.

      – Ах ты, ленивая такая! – ворчала мать. – Ничего тебе поручить нельзя!

      И тут во двор входит громкий голос продавца Арсена, протяжно поющий:

      – «Яйса, свежи яйса!»

      Тут же, на первых двух этажах появляются красные, жёлтые, синие халаты женщин в чустах, выстраивающихся в очередь к Арсену. Каждая накладывает яиц в свою корзину, предварительно просматривая их на солнце, и проверяя таким образом их свежесть.

      – Что смотришь? Что там ищешь? – привычно ворчит Арсен. –Курица сегодня снесла…

      А с другой комнаты доносится:

      – Витик, вставай, лежебока. Арсен уже был! Завтракать пора!

      Очередь у «кранта» занимали с самого утра. Знали, что сын портнихи, Арам, проснись он, будет полчаса в нём мыться, фыркая от удовольствия и подтягивая свои то и дело сползающие кальсоны. Керосинки на балконах уже шипели, вокруг них хлопотали хозяйки.

      – Марго-джан, шакар чунес?

      – Марили момеци ра, Жужуна – генацвале!

      Толстый, неповоротливый Витик, завидев братву из Калантаровского дома, выбегал из комнаты, не доев свою кашу. За ним бежала его мать, крича и плача, что она «похоронит папу» и сама умрёт, если он не съест ещё одну ложку хотя бы ради неё.

      После завтрака во двор, поближе к «кранту», выставлялись лоханки и начиналась стирка. В мыльной пене копошились женские руки. Они что-то усиленно оттирали, выжимали, затем полоскали, и снова отжимали. А потом заполняли отстиранным бельём верёвки, что протягивались через весь двор, от туты до акации, и от столбика к балкону. А на перила «выбрасывались» подушки, одеяла, коврики, которые предварительно хлестались рукоятками веников или швабрами. Детям нравились эти «занавеси», они помогали при игре в прятки.

      А потом во дворе раздавался хриплый голос бойкой Нази-бебо, приводившей во двор своего старого ослика, на спине которого висели хурджины:

      «Мацони! Ма-ла-ко-о!», – и опять хозяйки спешили вниз, на этот призыв.

      – Почему этот мацони жёлтый? – спрашивала одна.

      – Это «камечис», буйволиный, очень полезный. От всего лечит.

      Спустилась и француженка, мадам Тер-Акопова. Но, увидев бедного ослика, у которого от старости уже провис хребет, она с жалостью прошептала: «О, Mon Dieu! Несчастное существо!» и удалилась, отказавшись покупать целебный кисло-молочный продукт у бесчеловечной мацонщицы. Нико тогда показалось, что мадам пустила