Долина кукол. Жаклин Сьюзанн

одна из секретарш, чтобы она прочитала очередную статейку о себе и о вызвавшем такой интерес кольце, Энн собралась уже выбросить ее в корзину для ненужных бумаг, когда заметила прикрепленную к газете карточку внутриконторских распоряжений c печатью Лайона Берка, на которой его рукой было написано: «Представляет интерес для Энн Уэллс. Смотри статью на второй странице».

      Развернув газету, Энн сразу увидела прекрасную фотографию Дженнифер и… Тони Полара! – под которой огромные черные буквы провозглашали: «Новый любовный роман Бродвея!» Сама статья была написана c плохо скрываемой иронией. В ней приводились слова Тони Полара, якобы заявившего журналистам, что встреча c Дженнифер поразила его, как удар молнии. Дженнифер высказывалась более сдержанно, но, по словам автора, все же призналась, покраснев от смущения, что испытывает к Тони взаимную симпатию. Далее Тони и Дженнифер сообщали, что познакомил их один из их общих знакомых, которого зовут Лайон Берк. «Лайон привел и, можно сказать, вручил мне ее, – рассказывал далее Тони. – Он сказал мне: „Ты помнишь, что я обещал тебе к премьере подарок? Она и есть мой подарок“».

      Энн закрыла газету и, вся ослабев от непонятного ощущения охватившего ее счастья, откинулась на спинку кресла. Строчка «Лайон вручил мне ее» не выходила у нее из головы.

      Чей-то голос, назвавший ее по имени, вывел Энн из состояния блаженной задумчивости. У ее стола стояла Нили.

      – Да знаю я, Энн, что не должна была приходить сюда, но домой идти я не могла. Мне необходимо было повидать тебя. – Лицо Нили было залито слезами.

      – А почему ты не на репетиции? – удивилась Энн.

      Нили горько разрыдалась. Бросив встревоженный взгляд на закрытую дверь кабинета Генри Беллами, Энн кинулась усаживать Нили в свое кресло, приговаривая:

      – Давай-давай садись. Не вставай, тебе говорят, постарайся взять себя в руки. Я сейчас возьму пальто, и мы поедем домой.

      – Да не хочу я домой, – заупрямилась Нили. – Пойми, не могла я вернуться к себе в комнату, ведь я так радовалась, когда уходила из нее утром. Даже на своем зеркале помадой написала: «„Гаучерос“ покоряют Бродвей!» Глаза бы мои не видели ее сейчас!

      – Но, Нили, тебе нельзя здесь оставаться, а то совсем раскиснешь!

      – Кто сказал, что нельзя? Я же не училась в шикарном Рэдклиффе и когда и где захочу в любую минуту могу позволить себе раскиснуть. И поскольку сейчас я здесь… – Слезы градом катились по ее лицу и капали на платье. – А-а-а… – Нили зарыдала еще громче. – Смотри… я в новом платье, а оно уже все в пятнах от слез. Как ты думаешь, оно окончательно испорчено?

      – Ну-ка застегивай пальто. Не беспокойся, платье мы отчистим.

      Энн наблюдала, как Нили послушно начала застегиваться, думая при этом, что чего-чего, но платья ей совершенно не жалко. Оно было просто ужасно. Энн вспомнила, как Нили впервые принесла его домой и как она стала убеждать ее, что нормальные люди не ходят на работу в платьях из фиолетовой тафты. На что Нили ответила, что Энн может поступать, как ей вздумается, но