Купол над бедой. Дети серого ветра. Эгерт Аусиньш

ел?», он пожал плечами и сморщился от боли. Потом жалобно посмотрел на князя и сказал – «тошнит, все время тошнит». Потом помолчал и добавил «не бери никакие их лекарства, никогда». Его лихорадило, и он время от времени начинал дрожать, потом болезненно морщился: суставы у него, видимо, болели все сразу. В коротком и бессвязном разговоре он проклинал эту землю за холод, длинную местную зиму за снег, жителей края за черствость и тупость их диких нравов, самого себя за то, что он сюда вообще пошел, местных советников за вероломство. Особенно злобно он клял какого-то гаранта, который его подло бросил, скончавшись без предупреждения. Когда маркиз говорил или морщился, видно было, что у него кровоточат десны. И он был весь в каких-то мокнущих язвах. Димитри спросил – «как давно это с тобой?», и да Шайни обреченно сказал:

      – Месяц, не меньше. Может, больше. Не помню уже.

      Димитри чувствовал жалость и отвращение. И не знал, чем помочь. Зацепиться за Источник маркиз не смог, а попытка Димитри помочь ему взять энергию закончилась для страдальца лихорадкой с бредом. Князь отдал беднягу своему лекарю, впрочем, заменив охрану у его покоев на своих людей, получивших приказ не выпускать Унриаля и не допускать к нему никого без разрешения князя. Лекарь промучился короткие местные сутки и развел руками: он не знал, что делать, и с каждым часом маркизу становилось все хуже.

      Димитри подумал и вызвал местного врача. Тот, приехав из ближайшего городка, Приозерска, посмотрел на Унриаля да Шайни, как на кучку падали, потом, по мерзкому местному обычаю глядя мимо князя, сухо сказал, что он этим не занимается, и здесь нужен другой врач, нарколог. Толмач из саалан долго объяснял Димитри значение этого слова. Оно и подсказало князю разгадку причин драмы.

      Впрочем, что бы ни случилось с маркизом да Шайни, это уже могло подождать. Пожалуй, лучшим подарком этого тяжелого дня, полного неприятных хлопот, стало явление графа да Онгая, приехавшего на самоходной повозке из столицы края, Санкт-Петербурга, едва он узнал о прибытии легата императора. Граф был похож на человека, простившегося с жизнью еще пару месяцев назад, и оставившего себе лишь долг. Он сказал, что, ожидая ставленника императора, позволил себе выйти далеко за рамки имевшихся у него волей наместника полномочий и провел переговоры с Московией о возможности неофициального визита как для «добрососедского знакомства» с президентом Эмерговым, так и для изучения местного языка. Предоставление человека для последнего и договоренности с ним Москва брала на себя. Слушая доклад, Димитри думал, что граф очень сильно рисковал, как беря на себя полную ответственность за край, так и позволяя себе сношения с иностранными державами без распоряжения своего сеньора. Да Шайни однозначно оценили бы его действия, как измену. Однако положение в крае было действительно критическое.

      Когда да Онгай закончил, князь изъявил желание увидеть своими глазами