Оренбургский платок. Анатолий Санжаровский

      Русский что увидит, то и сделает.

      Как-то я с Мишей – это внучок, назвали так в честь дедушки, Михаила моего, – посунулась это я с Мишей на станцию встречать Веру.

      Пришлёпали.

      Поджидаем рабочий поезд.

      А вокруг хорошо-то как!

      На небе ни хмуринки. Погодушка вкрай раскружилась.

      Солнечный март играючи ломал зиме рога. Доил крыши. Озоровато гнал с весёлых нагорков сердитые ручьи.

      Увидал мой Миша утку в канаве с талой водой, насмерть переполошился.

      Заходился это выдернуть утку из лужи.

      Взахлёб сорочит:

      – Бабаль! Она ж застудится! У неё ангинка будет!

      Посмеиваюсь я на те страхи и в печали смотрю на станцию…

      Строил сам Миша…

      Крепостно, на крестьянскую руку сладил. Постарела-то что… А жива…

      Перехватило у меня дыхание. Дай ещё минуту, ударилась бы в слёзы. (Повсегда оно вот так, как только здесь окажусь.)

      Да тут вывернулся из-за дома поезд. Высыпал, как горох из мешка, народко и убежал.

      Стою перебираю глазами приезжан.

      – Баушка, а баушка! – шумит калякуша. – Та вон тётенька не наша. Чужатка.

      – Знамо… Слава богу, что за бабкой не забыл свою мать в лицо.

      – Бабаля! Да ты не споняла меня! – всплеснул мой упрямик ручонками. – Да она ну совсема из чужого места!

      – А что, грамотейка, у неё на лбу прочитал?

      – Прочитал… Раз нету такого платка, как на мне. Как на тебе.

      На мне серела толстая, жирная пуховка.

      В такую же по самые глаза запрятала я и Мишу.

      Раньше я как-то не присматривалась, кто там что таскает на голове. А тут таким открытием было для меня, что правдоречивый пузырик своих, оренбургских, отличал по пуховым платкам!

      А верно-таки подметил.

      Добрую долю года женщины у нас в платках да не в абы каких.

      Первый, на́больший козырь платка – рисунок вязки. Узор. Пока никто не сыскал два платка с одинаковым узором. Да и не сыщет. Потому как всякий, какой хочешь узор – желанное дитя женской фантазии. А какой матери всхочется, чтобушки все детки были на одну личность?

      И потом. Чего ж его выкамаривать, мастачить одно и то же? Это ж и глазу нудно, и душе тошно. А с другого боку забеги, так вовсе пустое всё то. Богом-то мы не обижены. У каждой и во сне не тают перед глазами, просятся на спицы новые узоры один другого казистей. Дюжину жизней изживи, а не выгонишь, не сработаешь всё.

      Напротив. С летами свежих узоров бо́леет. На что навкруге ни положи глаз, видишь узор.

      Окна в зиму стынут?

      И всякий раз мороз негаданную картинку за милую душу подаёт на стекле. Поспевай только спицами снимать готовенькое. Случись же недосуг сейчас, так само ляжет на память и в вольную минуту достанешь из той кладовки припрятанное.

      Или дождь в ветер.

      Вот тебе и узор «косой дождик», «косорядка».

      Ой! Да ну каких только узоров нету!

      Тут тебе и «паутинка», и «узорчатая ягода», и «соты», и «глухотинка», и «корольки», и «мышиные тропки», и «снежинка», и «горох», и «пшёнка», и