Нищий, вор. Ночной портье. Ирвин Шоу

письма.

      – В том числе и того, где я писал, что вопрос о наследстве почти улажен и что тебе причитается…

      – Ничего не получил. – Уэсли отпил еще пива.

      – Что же происходит с твоей почтой? – Рудольф старался говорить спокойно.

      – Вероятно, мать считает, что мне незачем получать письма. Так я думаю.

      – Ты уже поужинал?

      – Нет.

      – За ужином я расскажу тебе, о чем писал в письме.

      – Я не ради разговоров о деньгах добирался на попутках из Индианаполиса в Нью-Йорк, дядя Руди, – тихо сказал Уэсли. – Я приехал… Считайте, что я приехал просто в гости.

      – Мать знает, что ты в Нью-Йорке?

      Уэсли покачал головой:

      – Мы с матерью не часто разговариваем.

      – Ты, случайно, не сбежал из дому?

      – Нет. Сейчас пасхальные каникулы. Я оставил записку, что приеду к началу занятий.

      – Слава Богу, – сухо сказал Рудольф. – Ты хорошо учишься?

      – Ничего. По французскому лучше всех. – Он усмехнулся. – Уже научил ребят ругаться.

      – Это им когда-нибудь пригодится, – улыбнулся Рудольф. И более серьезным тоном спросил: – А почему тебе пришлось добираться на попутных машинах?

      – Из-за отсутствия денег, – ответил Уэсли.

      – Твоя мать каждый месяц получает на твое содержание довольно приличную сумму, – сказал Рудольф. – Во всяком случае, на один автобусный билет до Нью-Йорка раз в год этих денег вполне хватит.

      – Она мне не дает ни цента, – сказал Уэсли. – Но я не жалуюсь. Я после школы работаю. Мне хватает.

      – Да? – усомнился Рудольф. – Это у тебя единственный костюм?

      – Костюм? Да. Но у меня есть несколько свитеров и джинсов и еще одежда для школы и для работы. А зимой мне дают старый плащ сына мистера Крейлера – он солдат и сейчас во Вьетнаме, – так что я не мерзну.

      – Придется, пожалуй, написать твоей матери, – заметил Рудольф. – Она не имеет права тратить твои деньги на себя.

      – Не стоит поднимать шум, дядя Руди, – отозвался Уэсли и осторожно поставил стакан на пол. – И без того у нас хватает разговоров. Мать говорит, что отдаст мне все до последнего цента, если я буду ходить с ней и мистером Крейлером в церковь, как и подобает истинному христианину.

      – Понятно, – заметил Рудольф. – Вот теперь картина начинает проясняться.

      – Еще та картинка, а? – Уэсли снова усмехнулся. – Настоящая испанская инквизиция в Индианаполисе!

      – Я, пожалуй, выпью, – сказал Рудольф. Он встал, подошел к бару, приготовил себе мартини. – Еще пива, Уэсли?

      – Спасибо. – Уэсли поднял стакан с пола, встал, протянул его Рудольфу.

      – Хочешь повидаться с Инид? Она на кухне. – Он заметил замешательство Уэсли. – Ее матери здесь нет. Я ведь писал тебе, что мы развелись. – Он раздраженно тряхнул головой. – Или ты и этого письма не получил?

      – Нет.

      – Черт побери! Теперь я буду писать тебе до востребования. Неужели тебя не удивляло, что тебе никто не пишет?

      – Я как-то