Противоречия любви. Ka Lip

откуда знаю… Свое, цыганское. Пойдем.

      Ковало подвел ее к невысокой сцене, где под забойную музыку извивались полуголые девушки. К ним подошел мужчина. Судя по разговору с Ковало, он отвечал здесь за всё.

      Дара осталась с ним, а Ковало вернулся к столику, где сидела компания во главе с Полонским.

      – Всё решено. Сейчас споет.

      Ковало сел на свободное место и взял бокал с напитком.

      – И как ты ее уговорил? – Геру действительно было интересно, как Ковало удалось так легко сломать девчонку.

      – Интересуешься моими профессиональными секретами? – Ковало отпил из бокала. – Всё элементарно и просто – сказал, что уволю домработницу.

      – Значит, она готова всё делать ради незнакомого человека? – задумчиво произнес Гер, смотря на сцену и на то, как ди-джей что-то обсуждал с цыганкой.

      – Не думаю, что всё… Но некоторые моменты – да.

      Ковало, как хороший психолог, понимал, что есть тонкая грань, когда человек готов переступить через себя ради другого, а когда не готов. Сейчас он рассчитал всё правильно, и вот результат – она покорна. Но он не строил иллюзий, что такое всегда будет прокатывать.

      – Друзья, – сидящий справа от Гера мужчина поднял бокал, – за приятный вечер.

      Раздался звон стекла, и Гер, ощущая, что вечер действительно удался, перевел взгляд на сцену. Оттуда зазвучала музыка. Та самая, настоящая, цыганская, которая так не вписывалась в окружающую атмосферу этого места. Музыка, которая хорошо звучала бы у костра в поле или в толпе на площади. Но никак не в таком суперсовременном клубе, где всё говорит о стиле и изыске, и где публика соответствует этому – такая же стильная и гламурная.

      Но музыка звучала, и люди замерли, переводя взгляды на сцену. Туда, где в круге света стояла цыганка.

      Полонский уже поднес бокал к губам, чтобы ощутить вкус дорогого виски, когда зазвучал ее голос. Сильный, звонкий и такой настоящий. Без синтезаторной обработки, без шлифовки. Так века назад пели те, кто кочевал по этой земле и любил свободу. В этом голосе не было фальши, он шел из самой глубины сердца и пронзал сердца тех, кто его слушал.

      Она пела и, казалось, диапазону ее голоса нет предела. Но не только голос поразил Гера. Он видел, как девушка преобразилась. Она стала другой – настоящей. Она стала такой, какой он ее не видел никогда.

      Дара в такт мелодии повела плечиком, слыша, как позвякивают на ее шее бусы с монетками, и, плавно подняв руку, заставила все браслетики зазвенеть и заиграть в лучах софитов.

      Полонский видел, как девушка ведет плечиком в такт мелодии, как ее руки плавно чертят в воздухе невидимые рисунки, как она откидывает с лица упрямые локоны назад. Всё это завораживало настолько, что пространство вокруг него растворилось, и осталась лишь она в центре небольшой сцены, под лучами прожекторов. И звучал ее голос, который заглушал всё и проникал в самое сердце.

      Слова песни лились из ее уст, и музыка всё убыстрялась, уводя за собой. Все находящиеся в зале были погружены в это волшебство. Голос девушки околдовывал