Четырнадцатый апостол (сборник). Андрей Белянин

флейта дождя…

      В далёком Тайване

      Неизвестный крестьянин создал тело твоё их хвоща полевого.

      Наполнил рисом, а музыка радости и изгнания

      Родилась сама без чьего-либо высшего веления или слова.

      Капли падают. Разбиваются не дыша,

      Будто поток слёз всесокрушающий ломает стены темницы.

      Какая же боль из сердца уходит, боясь помешать

      Крылышку ангела рыжего, коснувшегося этой страницы…

      Смотрел в зеркало. Совершенно пустые глаза.

      Раньше в них отражалось небо, улыбка сына, астраханское лето.

      Сине-зелёная сталь. А были – изумруд и бирюза…

      И только вопросы, исключающие саму возможность ответа.

      Потому что истины нет. Есть ненависть, боль и страх.

      Вечные «если бы, если бы, если бы…», смерть остальное стёрла.

      Плачь, флейта дождя… Нежно качаю тебя в руках,

      Словно баюкая боль

               своего же

                        изломанного

                                          горла…

      «Прости, малыш. Я был глуп и слеп…»

      Прости, малыш. Я был глуп и слеп.

      До последнего верил, что всё это злая шутка.

      А теперь душа моя – чёрный склеп,

      Внешне роспись и золото, а глянешь поглубже – жутко…

      Я не плачу на людях не из-за гордости, нет…

      Я забыл это слово, как честь, как достоинство, веру.

      Слёзы душат во сне. Их не видно, и весь секрет,

      Чтобы утром проснуться, а глаза были красными в меру.

      Оля стала большой и красивой, тоже любит тебя.

      Вот так младшие сёстры становятся старшими махом.

      Она меня поднимала, сердце моё теребя,

      Когда я кричал от разлуки и бился лицом о плаху.

      Дашке – четыре. Не дочка – казак, огонь!

      Вы бы с ней вместе седлали коней и – в поле,

      Гуляли по парку, держались ладонь в ладонь,

      Вас было бы трое… Но всё выжжено лавой боли.

      Дед ушёл за тобою. Если увидишь его, присмотри…

      Оперировали. Но сердце встало через два дня.

      Хоронили на том же кладбище. И теперь я боюсь зари.

      Худшие вести приходят с рассветом, лучом маня…

      Тебе хорошо там? Заботится ли Господь?

      Кто подтыкает тебе одеяло и на ночь читает сказки?

      Пусть всё, что доныне терзает мою плоть,

      Приходит к тебе, как улыбки, цветы и краски.

      Мы встретимся. Время? Да что оно – только миг!

      На Кавказе и в Сербии коротких дорог не счесть, и

      Ты же, услышав мой простреленный крик,

      Скажешь: «Папа вернулся!

      Теперь мы опять будем вместе…»

      «Мальчик мой – Иванушка. Никогда не называл тебя так…»

      Мальчик мой – Иванушка. Никогда не называл тебя так,

      Любил до безумия, а старался держаться строго…

      Господи, прости, какой же я был дурак,

      Но ведь ему хорошо там, у престола Бога…

      Господи, защити его лучше, чем сумел я…

      Я не сумел ничего, я опоздал на вечность.

      С моего горла не уходит его петля,

      И моя боль убедительна, как бесконечность.

      Господи,