Последний богатырь. Николай Шмигалёв

покосившейся церквушки нищие калеки, сообразив, что в их ареале обитания оказался провинциальный турист, и, судя по одежде, махровая деревенщина, засуетились.

      – Подайте ради бога! – дружно как по команде прогундосили попрошайки, и далее, уже вразнобой жалостливо заголосили. – Подайте, во имя всех святых, на хлебушек! Детишкам на молочко! На зубные протезы! Бога ради, на операцию! В фонд взаимопомощи! На оплату «коммуслуг»! Сами мы не местные! Подайте! Подайте! Подайте!

      И до того у них драматично выходило попрошайничество, проникновенно так, я бы даже сказал профессионально, что не вынесло их стенаний-причитаний доброе сердце Перебора. Подошёл он к слепцу, поглядел в его чёрные как ночь круглые очки и, выудив из-за пазухи поповскую ассигнацию, сунул калеке купюру в дрожащие руки. Вся паперть замерла от удивления.

      – Червонец?! – прошептал слепец и присвистнул. – Это же целое состо…

      – Стоп! – перебил его добрый, хотя в данной ситуации будет правильно сказать щедрый молодец, Перебор. – Как догадался? Ты же слепой.

      Перебор аккуратно снял очки с переносицы нищего и увидел вполне осмысленный, правда, довольно испуганный, взгляд голубых, словно васильковое поле, глазёнок попрошайки.

      – Я, я, того, – затравленно озираясь по сторонам и судорожно оглядываясь на собратьев по промыслу в поисках подмоги (представляете, как струхнул, бедняга!), заелозил нищий под тяжёлым взглядом нависшего над ним здоровяка.

      Остальные попрошайки, поняв, что сейчас, возможно будут по-настоящему калечить «слепца» (отсюда уже можно в кавычках, ведь чудо свершилось), не предпринимали никаких попыток вмешаться в намечавшуюся экзекуцию товарища, как вдруг.

      – Я, я, знать того, прозрел внезапно, чудо свершилось! Спасибо тебе, божий человек! Чудотворушка! – завопил «слепец», вместо пресловутой «соломинки» обхватив ноги Перебора (в первую очередь для того, чтобы тот не пнул ими его ненароком).

      – Ты это серьёзно? – пришла очередь удивляться бесхитростному Перебору.

      – А то! – воздел руки к небу всё ещё испуганный попрошайка. – Твоя доброта и щедрость, сняла с моих глаз пелену тьмы! Долгие десять лет и три месяца я не видел света белого, и тут на тебе, взял и прозрел! Спасибо тебе, мил человек!

      Переполненный чувств, бывший слепец, многократно облобызал руку своего «спасителя» (опять же во имя того, чтобы эта рука не соприкоснулась с его губами и зубами по другому, менее радостному, поводу) и, подмигнув своим товарищам-калекам, поскорее умчался прочь, размахивая «чудодейственной» десяткой.

      Поражённые происшедшим на их глазах «чудом», калеки, кто на костылях, кто на тележках, в предвкушении «чудес», потянулись к «чудотворушке».

      – Подай, добрый молодец, ради бога! – вновь жалостно заголосила толпа калек, хворых и юродивых. – Дай! Подай! Дай! Подай! Дай! Подай!

      Поражённый необычным свойством обычных денег, добродушный