Когда время становится круглым. Сергей Семипядный

и не раем пятизвёздочного уровня, то уж, во всяком случае, не шла ни в какое сравнение с нынешним их существованием. И какая это жизнь, если ночевать приходится на свалке отжившей техники, прозванной Ржавой выставкой последних достижений, сокращённо – Эрвэпэдэ?

      Ладно бы ещё, если бы поблизости находился какой-нибудь, хотя бы мало-мальски значимый, источник пропитания. Но его нет. Точнее, он имеется, и очень даже неплохой, по крайней мере, в недавнем прошлом, а именно – в период проживания на территории атомной станции, никто особенно не жаловался. Однако доступа к нему, а это столовая и имеющаяся при ней кухня, собак практически полностью лишили. Да, сначала выгнали с территории станции, где у каждого была крыша над головой, а потом и дыры и щели в заборе ликвидировали. Более того, охране станции поручили выявлять и закапывать все лазы, которые собаки путём неимоверных усилий, в кровь обдирая когти, рыли, устраивая подкопы под бетонные плиты забора.

      И наступил апокалипсис. Это если мягко и по-научному. А если прямо и по правде – голодать стали бездомные собаки. До мора ещё не дошло, но голодная смерть уже многим не казалась чем-то фантастичным и несбыточным. Кое-кому даже снилась, заставляя вздрагивать, дёргаться и вскакивать по ночам, обливаясь холодным потом до костей пробирающего ужаса.

      Собачья кровь и рваная перчатка

      Таракан лежал на вершине холма, около небольших кустиков и, приникнув к окулярам бинокля, осматривал территорию расположенной неподалёку атомной станции, а также окружающий её бетонный забор, когда к нему подкрался Предатель. Появившись из леса, подступающего к холму с южной стороны, он уселся в десятке метров от Таракана и принялся лаять, громко и злобно, так, как лают на чужих и опасных.

      – Пошёл вон! – обернулся к нему Таракан.

      Однако Предатель продолжил лаять. Тогда Таракан, осмотревшись, сместился в сторону, подобрал сучковатую палку, потом развернулся и, приподнявшись, запустил ею в Предателя. Предатель, ловко увернувшись от летящего с посвистом снаряда, отбежал чуть подальше и принялся лаять громче, чем прежде.

      – Вот же скотина! – выругался Таракан.

      Он выхватил огромный кинжал из находящихся на брючном ремне ножен и с ненавистью уставился на Предателя. Предатель попятился назад и укрылся за стоящей на опушке леса сосной. И продолжил лаять.

      Но это если со стороны смотреть. А на самом деле Предатель теперь уже не стремился излишне ярко выражать злобу, ненависть и презрение к Таракану, не старался брызгать горячей слюной и сверкать искусственно выпученными глазами. Предатель в данную минуту, откровенно, в общем-то, издеваясь над Тараканом, громогласно читал любимый стих знакомого оператора метеостанции:

      – Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем. То кричит пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!»

      Таракан убрал в ножны кинжал, упрятал бинокль в футляр, а потом поднялся и, пригнувшись, побежал к лесу.

      Предатель