Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце. Валерия Анненкова

интереса со стороны любимого мужа.

      – Что будет дальше?

      Женщина только сейчас заметила, насколько низко он нависал над ней. Голова ее закружилась от одной мысли о том, что супруг, возможно, в последний раз так близок к ней. Она слабо обхватила руками его спину, постаравшись прижать ближе к себе, но у нее ничего не вышло. Александр Леонидович замер на месте, не позволяя себе сделать лишнее движение, которое жена могла бы посчитать прихотью страсти. Она же только и хотела этого. Статского советника забавляло это желание супруги, находящейся на грани между жизнью и смертью, но при этом не теряющей шанса соблазнить его. Через минуту он решил ответить ей предельно честно:

      – Вы хотите знать, что будет дальше? – она кивнула, с замиранием сердца слушая его бархатный голос. – Хорошо. Дальше… дальше все просто, Анастасия Николаевна: вы умрете.

      Эти слова, до глубины души потрясшие ее, были произнесены им с привычным хладнокровием. Глаза Александра Леонидовича загорелись всепоглощающим кровожадным огнем, способным уничтожить все, что угодно. Госпожа Лагардова, только отошедшая от шока, с ужасом догадалась, что за мысли пронеслись в голове мужа. Его крепкие руки в следующий миг плавно переместились на ее тонкую шею. Сначала прикосновения были для нее едва ощущаемыми, но затем пальцы мужчины начали все сильнее сжимать хрупкую кожу, грозя оставить после себя заметные синяки. Взгляд статского советника не выражал каких-либо эмоций, и глаза его по-особенному блестели в романтичном полумраке и золотистом свете свечей. Он, казалось, не чувствовал ничего, будто делал то, что должен был. Анастасия Николаевна начала задыхаться и, еле дыша, стала хвататься ослабевшими пальцами за сильные руки мужчины. Она пыталась заставить его передумать, впуская остренькие ногти в его запястья, кашляя, дергаясь.

      Ничего не помогало, Александр Леонидович игнорировал ее отчаянные, хоть и несильные, попытки ухватиться за жизнь. Ее посиневшие губы тихо шептали: «Прошу, не надо!», но он продолжал, будто не слыша эти мольбы. Она пыталась кричать, звать на помощь, но статский советник так сильно сжимал ее шею, что произнести громко слова у нее не получалось. Женщина била его по спине, царапала ее в кровь, забираясь под тонкую ткань рубашки. Он не останавливался. Душил мужчина ее медленно, испытывал небывалое упоение, чувствуя, как под его ладонями пульсировала сонная артерия. Он давно скучал по этим непередаваемым ощущениям, по этой возможности чувствовать себя властителем чьей-то жизни. Возможность вновь решать судьбу хрупкого создания была предоставлена ему самой судьбой.

      Александр Леонидович, опьяненный мольбами жены и ощущением того, как кровь под ее кожей благодаря его стараниям все медленнее и медленнее поступает к голове, не слышал ее. «Пожалуйста! Остановись, если в тебе осталось хоть капля любви к Алеше… остановись!» – на последнем дыхании лепетала Анастасия. Она думала только об одном – нет, не о сыне, ее разум